Много фамилий и описаний переселенцев (и жителей) Забайкальской и Амурской областей. Быт. Цены. Природа
Сегодня публикую дневник известного ботаника, профессора Сибирского института сельского хозяйства и лесоводства Семенова Виктора Федоровича «По Амуру. Лето 1908», в котором он упоминает свою попутчицу по пароходу «Джалта», «курсистка из Петербурга Ангелина Т. Кунтузова». Об этом факте я узнала, когда обнаружила на сайте госкаталога экспонат «визитная карточка Кунтузовой А. Т.»». Хранится в Благовещенске в ГБУ Амурской области «Амурский областной краеведческий музей им. Г.С. Новикова-Даурского» вместе с публикуемым дневником. Большое спасибо сотруднице музея Гришиной О.Ю., которая перевела рукописный текст в печатный.
И возник вопрос — Ангелина указала место, где в то время проживали ее родители с сестрой и как туда добраться? Мы ведь знаем, что в 1913 они точно жили в Зея-Пристань.
И фиксирую мысль. На днях обнаружила в архиве Томска дело с шифром 193-1-302 «Личное дело Кунтузовой». Фонд «Сибирские высшие женские курсы Министерства народного просвещения. Томск. Томской губернии. 1910-1920 гг.». Не поехала ли туда учиться кто-то из племянниц Транквиллина по рекомендации Ангелины? Инициалы не указаны. Дело на 5 листах. Нужно почитать.
Семенов отправил свои экспонаты в Томск. Там он преподавал (?) в 1908-1915 гг.
Подробное описание путешествия ботаника … Я улыбнулась (а вы?) — это слово стало в наши дни нарицательным. Итак, описание Семенова настолько живописно, что я увидела события «своими глазами». Очередное «путешествие во времени».
Текст полезен многим генеалогам. В нем упоминается много фамилий переселенцев и жителей, подробно описывается быт, природа, есть информация о ценах.
Экспедиция длилась с 22 мая по 31 июля 1908 г. В Амурской области Семенов пробыл с 31 мая по 17 июля. Сначала на пароходе «Благовещенск» он проплыл от истоков Амура до Благовещенска. Далее на пароходе «Джалта» Семенов поднялся до верховьев Зеи и более месяца обследовал окрестности деревни Мазанова (официальное название в 1908 г. Ново-Благовещенска) и ближайших населенных пунктов. Затем вернулся в Благовещенск, посетил китайский город Сахалян, который очень подробно описал в дневнике, и продолжил путь на пароходе по Амуру от Благовещенска до Хабаровска. Дальше по железной дороге доехал через Харбин до Мариинска.
Читаем!
22.V.08 г. — в 7 ч. утра выехал из Томска со станции Межетиповка.
25.V.08 г. — в 6ч. утра приезд в Иркутск. Осмотр города.
В 2ч.17м. отъезд по Забайкальской ж. д. Давка при посадке в вагон.
С 4 ч. дня поезд несёт нас по берегу Байкала.
26.V.08 г. — г. Верхнеудинск; песок, пыль. Около города огромный лагерь.
27.V.08 г. — рано утром в Чите. Дождь.
28.V.08. г. Часа в три утра поезд доставил нас в станицу Сретенскую. Полотно железной дороги и станция расположены на левом берегу р. Шилки, сажен 5-6 над водой. Площадь для полотна и станции вся высечена из скал. Дома для служащих на станции помещаются высоко на горе. Станица Сретенская вытянулась вёрст на 5 по правому берегу Шилки, через которую ходят два прекрасно оборудованных «плашкоута». Плата за переход пешего 2 коп., за лошадь с экипажем 16 копеек в один конец. Ломовой извозчик в станицу с вокзала берёт 1-50 к. или 1-32 к., объясняя эту высокую плату «плашкоутом». В станице много каменных домов готовых и строящихся; иные могли бы украшать улицу порядочного губернского города. Много магазинов, весьма приличных. А в магазине Илвина я купил прекрасный сыр за 90 копеек фунт.
Русский фунт = 0,40951241 кг
Много гостиниц; видел две – «Меблированные комнаты Рига»- ужасны по своей грязи, и «Метрополь» — новенький дом над рвом. Тут я и мой спутник – студент Томского университета (из Благовещенска, Шумков, собственно из станицы Игнатьевой) хотим пожить в ожидании парохода.
Комната в 6-7 шагов – 1 рубль. 50 копеек в сутки, самовар 15 копеек. Прислуга груба. Пожить не удалось, т.к. появился ещё пароход – «Благовещенск», на который мы скоро и перешли, уплативши за несколько часов в «Метрополе» 1 рубль 15 копеек.
С парохода ходили за станицу; вытравленный выгон в мелком березняке. Набрал растений. Горой дошли до рва, что против верфи, где строятся два двухэтажных парохода, американского типа. Обратно шли по длинной, пыльной улице. Оживленная почтово-телеграфная контора.
Магазин открылся часов в семь-восемь, закрывают в семь, но досиживают и до восьми-девяти.
На пароходе в каюте жарко…. Грузятся переселенцы…
Хозяин парохода – благовещенский молоканин Буянов, крепкий пожилой мужик, Полуинтеллигент по костюму, капитан – сын пахал на пароходе, как довер. или хозяин. Матросы – китайцы. Получают по 30 рублей в месяц на своих харчах. Работают быстро.
При отплытии зацепились буксиром за якорь, долго возились.
29.V.08 г. Ночевал на пароходе, в общей каюте, какого класса – неизвестно, т.к. здесь есть только 3-й класс – на палубе и, вероятно 2-й – в каютах. Плата до Благовещенска во 2-м классе — 10 руб., в 3-м — 2 р. 50 коп. Это не «такса», а цена, установленная хозяином, может быть только на один этот рейс, в зависимости от бывших в это же время в Сретенске конкурентов – пароходов. На другом частном пароходе за 2 класс – 15 руб. и за 3-й -3-50 к. на пароходах «Амурского общества» 3-й класс до Благовещенска – около 4 руб., а 2-й -17 руб.
На нашем пароходе «Благовещенск» буфет содержит какая-то женщина и главным образом для судовой администрации. Полный пансион в сутки – 2 руб. 50 коп., дают в 4 -5 часов утром чай с молоком, хлеб и проч., в 8-9 часов завтрак мясной и чай, в 1 час дня обед из 3-х блюд и чай, в 4 часа чай, в 7 — 8 часов вечера ужин и чай. Я беру кипяток и посуду к чаю, это стоит 25 копеек в сутки, и отдал 1 рубль. Сегодня обедал за общим столом. Кислые щи с хорошим мясом, рубленая котлета с макаронами и ананас. Салфетки – бумажные, японские. В Харбине куплены по 1 рублю 60 копеек за тысячу. Они давно встречаются по буфетам Забайкальской и даже Сибирской железной дороги.
30.V.08 г. Правый берег Шилки недалеко от станции Воскресенской. Вчера остановились около 10 часов вечера, остановились брать дрова и простояли ночь; по течению не решаются идти по такой быстрой реке как Шилка, и с таким грузом, как у нас. Действительно, перекатов много. Вчера прошли один в 3 ½ фута; на нем работала землечерпательная машина. Река вся обставлена знаками: столбы на берегах, иногда с ними ещё и широкие щиты, на воде – бакены.
Шилка идёт в горах, очень часто утёсы прямо в воду, островов мало, наносные.
Равнинные заросли берёзами, ивами, чистых лугов почти не видно. Почтовый тракт и телеграф идёт по самому берегу: то высечен в скалах и обнесён перилами, снабжен мостами-балконами, то подымается на гору и идёт где-то верхом. Станиц много. Иные очень велики, с виду богаты. Такова Горбица, которую прошли вчера часа за два до остановки.
Когда спустили сходни, многие пошли гулять. Я в темноте не мог собрать много растений. Взял багульник, морнику и ещё что-то. А потом проболтался с молодёжью около костра.
Ночь сырая. Утром туман. Из-за тумана вышли только в 6 ч. Недалеко от нас идёт частный пароход «Александр», который вчера вышел раньше нас, потом почему-то стоял, и мы его обошли. День обещает быть пасмурным.
Пароход наш дрянной, идёт довольно медленно. Вчера прошли около 200 вёрст. Колесо за кормой (типа волжских пароходов Зевекс). Пассажиров 3 класса полчища, – ютятся в закрытой сверху палубе, на нижней палубе и даже в трюмах.
Во втором классе обстановка очень неважная; в окна, в щели дует. Освещение электричеством.
За пароходом идет одна небольшая, плоская баржа с невысокой мачтой и высокой будкой рулевого. Канаты все, и буксир проволочные, цинковые. В посёлках, например в Сретенске, многие дома крыты цинком. Это объясняется невысокой ценой привозимого без пошлины в Амурский край цинка. Пуд его в Благовещенске – 3 р. 50 к.
После обеда останавливались при устье р. Часовой, впадающей в Шилку с левой стороны. Маленькая речка, протекающая, в своем конце, по проходу с узкой долиной, в настоящее время известна здесь на большие расстояния, как место постройки временно вспомогательного железнодорожного пути, в 30 вёрст длины, для доставки грузов на строящуюся Амурскую дорогу. Таких подъездных путей будет 3 или 4, как говорил один подрядчик, ехавший в одной со мной каюте. Он вёз на Часовую рабочих и инструменты на свой участок.
Действительно, устье Часовой представляет необыкновенную картину ожившей среди бесконечных, довольно пустынных берегов Шилки: хорошая деревянная пристань, около неё баржи, лодки торговцев, на берегу народ, большие недостроенные дома и два чёрных паровоза. Идут спешные работы на постройке домов, на выемке и т.п. А когда остановился тут и наш пароход, и баржа, да вскоре подошёл и остановился «Александр» с баржей, то вид Шилки был хоть куда.
Вечером, часов в 8 дошли до слияния Шилки и Аргуни, т.е. началось наше плавание по Амуру.
Многочисленные переселенцы с любопытством толпились на носу парохода, желая поскорее увидеть этот знаменитый Амур, с которым так тесно сплелась их жизнь последних лет, начиная с первых, неясных ещё, мечтаний о переселении, от слухов о каком-то Амуре, через посылку ходоков, до сего дня.
Аргунь, при слиянии, значительно меньше Шилки. Воды этих двух рек по виду не отличаются друг от друга. На Аргуни, недалеко от его устья видно селение Усть-Сретенск. Аргунь сливается с Шилкой тремя рукавами, из которых самый значительный правый, подгорный.
Теперь направо от нас – Китай. В трёх верстах от начала Амура, на левом берегу, на совершенно ровной и невысокой равнине, обширной, расположилась оживленная станица Покровская. Остановка. Берег завален крупными валунами гранита.
Казачки принесли хлеб (был по 6 к. фунт), молоко (10 к. бутылка), яйца (40 к. десяток), шаньги, пироги с мясом (скверные), квас, кету, картофель. Птицы, мяса жаренного и тому подобных продуктов – нет.
И на Шилке, до Сретенска, по старой железной дороге также съедобного было много. «Почему нет у вас рыбы, например?» — спрашиваю. — «А кто же будет ловить. Мужикам некогда, работают на пашнях…». А этих самых «мужиков» (казаки) я видел в вагоне, возвращающихся из большой станицы с запасами на праздник (Троица): мука и много четвертей водки… И сегодня, когда бабы бегают с корзинами и вёдрами торговать, местная «интеллигенция» — атаман с компанией, забрались на пароход, и, развалившись в своих фуражках с жёлтыми околышками за столом в общей столовой, «требовали» пива и пили.., расплачиваясь золотом, намытым хищнически на нашем и китайском берегу.
Говорят, здесь (вообще во многих местах Амура), часто вместо денег ходит это золото: за муку и др. товары принимают его по 4 рубля золотник, а потом сдают по 4 р. 50 к.
В Покровскую приехали часа в два, сдали на переселенческий пункт умершего ребенка переселенца, и пошли дальше. Будем идти всю ночь.
Судовой команды мало: 1 капитан, его помощник – молодой человек из мореходного училища – практикант, которому не доверяют ещё вести пароход; 1 лоцман и пр. Эти лица должны бодрствовать по 24 часа в сутки!!
Шилка кончилась. Всё в горах. Равнин по берегам мало и совсем нет обширных. Всюду леса.
Теперь – Амур.
31.V.08 г. Шли всю ночь. День жаркий, душный, к вечеру собралась гроза; был ветер. Долина Амура стала шире, горы ниже. В полдень остановились в станице Рейновой (Джалинда). Это центр небольшого, но богатого золотоносного района по реке Невер. Там сначала работала Амурская компания, теперь проторговалась. На брошенных ею приисках и на переработке отвалов были нажиты миллионы.
В селении есть несколько хороших деревянных домов, обширные склады, на дворе и в них какие-то машины; в одной лавчонке в два окна, выставлены в одном окне — полушубки, в другом – ананасы в коробках.
За селением, куда я ходил за растениями, отвалы, на которых видны коробки от всевозможных консервов, обломки бутылок — всё говорит о жизни приисков.
Было очень жарко. В мелком березняке на выгоне собрал немного растений.
Через час после Рейновой проходили мимо станицы Албазинской — самое старое русское поселение на Амуре. Станица растянулась на несколько вёрст. Две церкви, есть Албазинская икона Божьей Матери, которую «таскают», как выражаются наши молоканы, не почитающие иконы, мощей и пр., до самого Благовещенска и по деревням. А от Албазино до Благовещенска около 700 вёрст. Снял фотографии, далеко.
День прошёл в разговорах, чтении (сборник «Земля»). Помощник уполномоченного общеземской организации, едущий по переселенческим делам, долго громил Л. Андреева.
Вечером с ним проявляли пластинки, в каюте женщины врача и сестры милосердия; закупорились и была несносная жара….
Около станицы Бекетовой чуть не «устряпались», т.е. сели на перекаты, где было только 3 ½ фута.
1.VI.08 г. Троица. Рано утром остановка в станице Черняевой. Брали дрова и с переселенческого пункта съестные припасы для переселенцев. Сыро. В каюте было жарко, так как вчерашний вечер был сильный ветер, и потому все окна были закрыты. Комары.
В полдень, в нескольких верстах ниже станицы Цазаянь, прошли мимо «дымящих гор». Левый берег Амура между Цазаянь и новым посёлком Солдаткой образует крутой загиб, высокий берег снизу строго песчаный, вверху – красно-песчанный; вдаль, совершенно горизонтально, идут чёрные слои разной толщины (от ширины ладони до 1 ½ аршин) какого-то горючего материала, может быть каменного угля, и этот материал горит в разных местах; в одном месте, эта горящая масса слоя, свалилась в воду и даёт густой столб дыма во всю вышину яра, саженей 50 высоты. Снято.
Переселенцы с любопытством и суеверным страхом смотрят на горящую гору, в одном месте которой ярко пылает красное пламя. «Вход в ад!»…
У Ушаковой остановка. Хотели спустить на землю ещё один труп ребенка, умершего от кори. Но началась гроза, и … пароход простоял 4 часа совсем по другой причине: исправляли что-то в машине. Станица Ушаково с реки имеет очень приличный вид: новые крашеные дома.
Под вечер пошли дальше. Прошли красивый, ночью — мрачный утёс Кумарский, совершенно отвесный. Через версту ниже утёса остановились из-за тумана, который пополз из ущелий Китая…. Сейчас 11 часов, прогремела якорная цепь. Нужно спать…
2.VI.08 г. До 7 часов утра стояли, — туман. Отошли версты две – опять стоянка у станицы Кумарской, так как впереди Амур опять уходил в плотную стену тумана. Простояли с час, теперь ясно. Идём – часа в три дня остановились на китайском берегу, в верстах 3-х ниже станицы Сухотиной, брали дрова, хоронили двух детей переселенцев и собирали цветы. Как их много и как они роскошны! Я набрал, кажется до 30 видов: белые пионы, два лилий, несколько орхидей и много других. Тут впервые взял ветку дуба, кустарниковый вид.
3.VI.08 г. Благовещенск. 5 утра. Собираюсь в город. Пришли сюда вчера в полночь.
6 часов вечера. На пароходе Верхне Амурского Золотопромышленного общества «Джалта» (…) путь. Ночь провёл на пароходе «Благовещенск». Утром перешли от Триумфальных ворот на ½ версты выше, чтобы спустить на берег с баржи переселенцев и скот. Вчера вечером полиция заявила, что пассажиры второго класса могут сходить с парохода, а третьего – должны дождаться утра и при спуске предъявить паспорта. За чаем, капитан рассказал ещё о более странных распоряжениях полиции: в прошлом году однажды он привёз в Благовещенск 1400 китайцев и беспрепятственно высадил их на берег в городе, в другой раз он привёз всего 24 китайца – и ему не позволили приставать к берегу…
Амур здесь широк, полон, несмотря на малую воду. Такому виду реки способствуют низкие берега: горы чуть видны далеко позади в виде невысоких, мирных увалов; направо же и налево, и до горизонта на восток и юг, раскинулась равнина, поднимаясь над рекой на 3-5 саженей. На китайском берегу видны немногочисленные новые постройки на месте недавно разорённого русскими Сахаляна, небольшие густые сады и отдельные деревья, зелень.
Много длинных дощатников и маленьких лодок перевозят китайцев в город из города. На берегу, около мола, китайцы торгуют луком, свежей травой (пять копеек пара снопов)…
Набережная – природная: галька, пыль. Только около дамбы есть что-то вроде искусственной деревянной набережной, да несколько деревянных лестниц ведут наверх. Зато по верху наставлено множество столбов – «причалов» для закрепления канатов. Действительно: пароходов масса, почти все заднеколесные, всюду тянутся проволочные цинковые канаты, народ — переселенцы, китайцы, матросы и люди «без определённых занятий». Пароходные пристани тянутся вдоль всей верхней (по течению) половины берега занятого городом.
Около 8 ч. начал узнавать об уходящих на Зею пароходах, потом на почту, за покупками.
Город невозможно пыльный, не мощены даже главные улицы. Против пристаней – по набережной – бульвар, попечение о котором «вверяется публике». Плохо она пеклась!.. Улицы прямые и широкие. Домов порядочных много: «Кунст и Альберс», Чуриных, гостиница «Россия» и др. Почта прилична, но поздно отправляют. Там получил два письма.
Потом переехал на пароход «Джалта» и отправился в магазины. Извозчики дороги: за каких-нибудь ½ часа пути и перетаскивание багажа (2 – 3 минуты) – 60 к.
Завтракал в ресторане гостиницы «Россия». Это — одна из лучших гостиниц. Ресторан в подвальном этаже, но очень хорош: превосходная отделка, обстановка, электрическое освещение.
Цена порций обычного ресторанного меню от 1 рубля до 1,50 и даже до 2 рублей. Пиво местное мне дали – скверное; мясное – удовлетворительное. Главное же достоинство ресторана – прохлада.
Купался в приличной купальне; в общей – 5 копеек, номера по 20 копеек. Вода в Амуре цвета густого мутного чая. После купания – чай на пароходе, у спутницы от Сретенска (курсистка из Петербурга Ангелина Т. Кунтузова), которую затем встретила мать и маленькая сестра. В первый раз пил вино из уссурийского винограда, дешевое (50 копеек бутылка), красное, кислое, не натурально, не понравилось. Этих моих знакомых выселяют с парохода «Джалта» на другой, так как их каюта понадобилась для губернатора «со свитой». Пароход дрожит, от того так и (…..). Из-за этого господина вместо 10 часов утра вышли только в 5 часов.
До устья Зеи шли ½ часа. Здесь реки разливаются очень широко; выступают галечные острова. Около одного из них сидит на мели военное судно, (кажется канонерка), уже несколько дней. Едут к ней на катере морские чины…
Вид на Благовещенск со стороны Зеи – внушительный и красивый: много заводов, пароходов, дров, зелени…
4.VI.08 г. На пароходе «Джалта». Полдень. Идём по нижнему течению Зеи. Правый берег гористый, но горы редко подходят к самому берегу, а чаще идут в расстоянии ½ -1, 2 версты и больше. В тех местах, где горы обрываются в воду, они оказываются не каменистыми, а образованны, в нижней своей части, из горизонтальных слоёв светло-серого песка, а выше — из намывов, должно быть наносного песка, красноватого. Горы покрыты лесом, не важным, и в главной своей массе – смешанным, видно много сосен. Левый берег до сих пор низкий, наносной, поросший лиственным лесом (тал, ильм, мелкий дубняк, берёзы и т.п.) и изредка соснами. Река широка (по-моему – от ½ до 1, а может быть, и до 1.5 вёрст), изобилует переносными песками, которые теперь, в малую воду, выступают обширными низкими островами и ещё больше скрыты под водой – видны многочисленные мели, особенно опасные на перекатах. Наш пароход идёт очень осторожно, против течения, но и то несколько раз натыкался на эти мели. Обстановка реки знаками очень слаба, на воде их совершенно нет, а только по берегам.
В полдень прошли деревню Малую Сазановку, около которой кончается высокий правый берег, и гряда «гор» надолго уходит из виду. По карте главного штаба значится, что горы подходят к левому берегу Зеи от устья реки Томи; на самом деле и вчера и сегодня совершенно не видно там никаких признаков гор.
Сейчас спускали пассажиров в селе Большая Сазанка, на левом берегу Зеи. Большое село, паровая мельница, много оцинкованных крыш; в лодку, вместе с пассажирами, спустили десятка два оцинкованных жестяных листов, на одном из которых английская надпись гласила, что груз был адресован в Николаевск.
Ходил в 3-й класс. Едет много китайцев. Спят, курят, играют в карты, в шахматы (см. в записной книжке). В качестве провизии везут много солёной кеты, от которой повсюду стелется не совсем хорошо благоухающий аромат. Я сегодня опять на полном пансионе, который здесь ценится в 2р. 50к. в сутки. Посмотрим… Сушу растения около парового котла.
5.VI.08. Деревня Мазанова (д. Ново-Благовещенская). Ночью сегодня, около 1 часа, пароход остановился у Мазановой, и я очутился на берегу, во тьме и на ветру, не зная – куда направиться в столь поздний час. Какой-то мужичок — пассажир, выносивший мои вещи с парохода, сбегал на улицу деревни, разбудил там кого-то в «переселенческой лавке» и через четверть часа я уже спал на полу кухни этой лавки под гул потревоженных мух и шуршание тараканов.
Утром рано разыскал Л. и к вечеру водворился в домик для служащих больницы.
6.VI.08. Вчера и сегодня ясно, жарко, даже душно… будет ненастье. Хожу по окрестностям деревни Мазановой и собираю растения. Как около всякой русской деревни, так и здесь кругом – выгон, но выгон настолько обширный, что у нас, в стороне больницы, он почти совершенно не вытравлен скотом. Лес поблизости вырублен; остались кустарники – шиповник, сейчас в сильном цвету, по ложбинкам – ивы, орешина. В кустарнике и на полянах в нём могучая травянистая растительность, выше колен.
7-8.VI.08. Началось ненастье. Вчера, 7-го, дождь захватил меня в поле за сбором растений. Успел набрать по берегу речушки Топтушки только чудных белых пионов, ирисов. Сегодня ночью и днём дождь, гроза. При въезде в деревню Мазанову, по дороге от деревни Белояровой имеется столб с доской, на котором написано: деревня Благовещенка, строений 17 (что-то неразборчиво), 1899 г., мужчин 162, женщин 119 (169) – не поймёшь. Деревня существует лет 15 и названа по фамилии и сейчас ещё живущего в доме водогрейной дистанции старика Мазанова. Теперь в ней есть две длинных улицы — береговая и параллельная ей, есть начало 3-й параллельной; поперечных переулков много, очень узкие. Площадь с часовней и материалом для церкви; много лавок, главным образом по береговой улице; есть китайская; видел два «оптовых винных склада»; есть «питейный дом». Нет ни почты, ни телеграфа. Деревня, если судить по возрасту строений, не особенно увеличивается. Но в ней есть переселенческий пункт, подрайонные переселенческие управления; при пункте больница на несколько кроватей, переселенческая лавка, живёт несколько переселенческих чиновников. Всё это предназначено не специально для самой деревни, сколько для прилегающего к ней района, усиленно заселяемого. Говорят, кругом много новых деревень.
9.VI.08. Понедельник. С утра пасмурно. Пошел дождь и ветер. В 12 часов дня поехал с фельдшером в небольшую новую деревеньку Сохатин, на больничной лошади. Проехали на восток всю деревню, паскотину (окраина) и ещё за ней версты две. Брошенные переселенцами усадьбы. В поле пашут и сеют: как поздно! Хлеб небольшой, вершка 2-3. С дороги, ведущей в деревню Ново-Киевскую, мы прошли пешком к северу, к реке, через которую нежно было переехать в лодке. Шли глубокой мокрой травой в ½ вершка или больше. Промокли выше колен… Кругом цвели в массе лилии жёлтые и огромные густо оранжевые. На берегу домик речной (….), на реке плоты, баржа. За рекой – новые домики Сахатина. Долго кричали лодку, но ветер относил наши крики…. Наконец видим, — пришли двое с вёслами, поплыли. Мы пошли греться в «Землянку М.П.С.». Разговор со сторожем…. Вышли посмотреть на лодку, — она с половины реки Зеи повернула обратно. Ветер ли помешал пловцам или что-то другое, только лодка опять пристала к тому берегу, пловцы вышли и направились к деревне. Мы с фельдшером отправились береговой тропинкой домой. Дождь перестал, было недолго солнце и потом опять дождь с ветром…. Растений набрал мало.
9, 10 и 11 VI.08. Брожу по окрестностям деревни Мазановой, по берегу протоки, на которой стоит больница и другие постройки переселенческого пункта, по берегу реки Топтушки. Всюду сыро, то настоящие болота с водой, то только с высокими кочками, поросшими густой шапкой злаков и осок. Между болотцами тянутся (болки) сухие гривы в 5-10 сажень ширины, в направлении с востока на запад. Верхняя, наиболее сухая часть гривы, поросла тощей степной растительностью; переходы к болотам – густой, сочной травой и кустарниками (шиповник, ива и т.п.). При выкапывании растений, по свежим обвалам речного берега, по выемкам земли для насыпи около моста – всюду вижу отсутствие чернозёма. Только самый верхний слой в палец толщиной и только кое-где в 1-1,5 вершка – чернозём; ниже песок с глиной, так с аршин; ещё ниже – (…ный) слой плотной глины, которая и воду пропускает дурно и, отваливаясь в реку, с трудом размывается. Мне кажется, что этот-то слой и является причиной болот на высоте 2-3 сажень над поверхностью воды в реке и на самом берегу этой речки…. Болота эти являются, по рассказам переселенческих чиновников, бичём переселенцев: они тонут в них, болеют от них, бегут из-за них со своих участков, или тянут на них год – другой, при помощи правительственных ссуд. Ссуды и просьбы о переселении на новые участки – главная работа переселенческих чиновников здешнего, (да и всякого другого) конечного пункта переселенцев. Весь долгий путь из какой-нибудь Киевской губернии, или из Галиции, или Буковины переселенцы на все свои просьбы и вопросы слышат: «Вот дойдёшь до севера, там есть «переселенческий» чиновник – он всё скажет, он знает…Дальше идти некуда, и этот последний «переселенный» — несчастный человек.
Но об этом в другой раз, как побываю у чиновников и поговорю.
12.VI.08. Ясный, немного ветреный и потому прохладный день. Главное – комары попрятались. Был на реке. Вода прибывает, несёт много сору, лесу, дров. Говорят, — это вода реки Селемджа: в этой реке вода мутна, а в Зеи — светла. Искал плотника, лесопромышленника и т.п., чтобы достать от них отрезки от стволов деревьев. Спрашивал об этом старика, по языку – хохла, по костюму и внешнему виду – ничего общего с полтавцами (а он из Полтавской губернии) не имеющего. Потом долго говорил с двумя рабочими с приисков Ельцова на реке Селемджа, в 500 верстах выше Мазановой. Сбежали от приятной жизни около золота.
На прииски приехали артельно к масляной, сделавши на своих лошадях 700 вёрст. Там лошадей «сдали в контору», т.е. продали их; деньги, рублей по 40 на человека, вписали в расчётные книжки; через месяц работы не осталось ни этих 40 рублей, ни лошадей, ни заработка, а только ещё долги конторе… Это потому, что зимой работать в (………) очень трудно, земля мёрзлая. По расчёту вышло, например, что все рабочие (урочные; есть старатели – корейцы, те – особо зарабатывают хорошо), все рабочие, до 1000 человек, одно время зарабатывали лишь по 14 копеек в сутки, а содержание стоит на худой конец — 1 рубль в сутки. «Устроили забастовку. Начальство обнажило шашки…. Но их мало, всего с десяток казаков, а нас тысяча…. Только мы не дружно держались: старые приисковые рабочие сильные, а мы из номера (из домика для артели) – боялись выйти…. Ну и стали опять на работу. Двоих забрали; один сидел дней семь, а другому придётся посидеть года два…».
Цена работы – 2 рубля с кубической сажени с отвозкой или на отвал или к машине, всего саженей 20-50-70. Лошади от конторы, как и ломы, лопаты и орудия.
Качество разреза (глина, мелкий камень и песок или крупный камень) цену в три рубля за куб, не (гум…..) плохой заработок, колеблется; но ещё больше колеблется время, нужное для исполнения «урока»: артель в семь человек с тремя лошадьми кончает свой урок – 7 кубических сажень – к обеду, к вечернему чаю, а то и не успевает кончить во весь 11 часовой рабочий день. Одежда и содержание – своё. Контора имеет склады, погреба и прочее, откуда и выдаётся рабочим провизия в определенном количестве и по определённой цене. Хлеб печёный (свежий) – 3 рубля пуд, мука – 4-4рубля 50 копеек пуд. Мясо — хранится в (……) погребах, хорошее – 11 рублей 50 копеек пуд. («Раздатчик был наш земляк, и мы всегда имели самый лучший сорт; а другим иногда плохое достанется»). Сахар низкий сорт («как мука») – 22 копейки фунт. Спирт из конторы — по порциям, хороший; от спиртоносов – 4 рубля бутылка и скверный, «заграничный», пахнет керосином, так как привозят его в жестяных банках из-под керосина.
Пищу готовят женщины – кухарки. Одна на артель человек в 10-15, за работу ей платят по 3 рубля с человека в месяц.
— «Бабы там зарабатывают хорошо!». Недурно зарабатывают старатели-корейцы, которые получают с золотника вымытого золота. «Нам, русским не дают старательской работы, не верят, — воровать будем…. Из разрезов воруют: заметит днём, где пошло хорошее золото, ночью проберётся, нагребет породы мешок, глянешь – там золота рублей на 100-200. Мы, новички, боялись так воровать: полиция там караулит разрез по ночам, полыхнет тебя из ружья…. А корейцы ещё и тихий народ, мало пьют, не огрызаются на начальство. Сидят они около речки, моют золото, приходит надсмотрщик и прямо с яра бросает в спины камень… Он только обернётся: «Пошто твоя люди бей!» — «Пошли пить чай!» — как скотов гоняют. Трудно работать… Сапоги купил в Благовещенске за 12 рублей – в две недели спортил. Часто приходиться стоять в воде. Другой уже скрючился весь, над чужим — то золотом… Я только ноги себе испортил. Иду лечить: стану в воду минут на пятнадцать». Он показал опухшее колено…. Потом долго стоял в Зее, забредши выше коленок.
— «Кончено твоё лечение» — говорит его товарищ, молодой гигант — « В Селемдже получил хворость, в Селемдже и лечись, а Зея не поможет».
Теперь они идут обратно, давши зарок никогда не ходить больше на прииски. Лучше жить в работниках у молокан.
— «Я в городе получал 25 рублей в месяц, на хозяйских харчах; молокане кормят хорошо, а работа какая: 2 лошади, двор».
С прииска они плывут в лодке 17 человек. 500 вёрст проплыли в четыре дня; Селемджа вверху быстрая, есть очень опасные пороги. Караульщики (…), на приисках, получают 60 рублей в месяц.
Колесника Дмитрия разыскал на второй улице. Полдень. Пьют чай, едят кету, хлеб, молоко — сам Дмитрий, жена, сын, два пильщика; все довольно упитаны. Пригласили к чаю меня, учинивши предварительно допрос – кто, откуда, зачем…. Условились в воскресенье поехать на остров за деревьями.
На обратном пути сфотографировал улицу Мазановки. Зашёл на мельницу Лукина: стоит на краю села: дома, амбары, сама мельница вся – и стены и крыша — обшита оцинкованным железом. Рядом с ней амбар с локомобилем в семь сил. Он движок только один поставил. Другой (….) не работает. Зерно поднимается вверх элеватора, есть сито, так что мелют с отсевом и без него. Мельница работает только для Кр-нъ. Мазановцы платят за помол с пуда 10 копеек, прочие – 11 копеек.
После обеда ходили с Л. в деревню Белоярову, в четырёх верстах от больницы. За рекой Топтушкой до Белояровской паскотины идут пашни, редко разбросаны деревья (главным образом черная берёза), гигантская трава, над которой возвышаются яркие лилии (3 вида), белые огромные пионы.
Деревня Белоярово на берегу р. Зеи, тихая улица заросла травой, чистая; дома очень приветливы, говорят о зажиточности здешних крестьян: почти у всех домов садики. Население – молокане.
Зашли мы к кр-ну Кускову, который поставляет в больницу молоко. Обширный двор, чисто. Хороший дом с крашеными полами, дверьми, окнами, с терассой, «зимник» — кухня или людская, амбары, баня, птичник; на дворе гуси (было около 7-8 часов вечера, они вернулись с поля или реки), много утят, куры. На втором дворе – телята, два сарая, крытых соломой; экипажи. Лошади и коровы на поле (на паскотиной). Ещё дальше — огород, в нём много капусты, картофель, огурцы, тыквы; дальний конец этого огромного огорода засевается овсом «на зеленя» (косят на корм лошадям). Около входа в огород, слева, небольшой ягодник – кустов до 100 смородины; дикие яблони, штуки 2-3. Хозяин здесь живёт шесть лет. Из Тамбовской губернии. (…….). Пшеницы высевается на десятину 10-12 пудов; средний сбор 120-150 пудов, плохой 70- 80, хороший до 200. Овёс – так же.
Зимой занимается извозом: свой хлеб или кладь из города везут на прииски. За пуд от Благовещенска до «приисков Ельцова и Ко» (на Селемдже, 700 вёрст от Благовещенска) – берут два рубля. Дорога ровная, только у самых приисков станка два гористых.
Хозяева были очень радушны, угощали чаем с молоком и сахаром, хлеб не дурён, яйца…
13.VI.08. – 14.VI.08. Ясно, жарко. В кустарниках и в траве комары. Оба дня ходил за реку Топтушку, обыскивал её берега, березняк, пашни. Новые представители попадаются редко. Нашел две орхидеи. Собираются цвести много новых видов.
Пашут, поднимают новь; несутся крики пахарей на лошадей. Среди пашен ещё много нетронутых площадей, с берёзами белыми и чёрными. Последняя, по внешнему виду, больше похожа на дубы, чем на белую берёзу. Фотографировал их.
15.VI.08. Воскресенье. Наехали «строители», распланировали на площади между нашей и докторской квартирами, набили кольев, выпили пиво…. Полдюжины китайцев с подрядчиком – китайцем начали рыть канавы для фундамента, а русские рабочие, привезённые из Благовещенска, — «спрыскивать закладку». Вечером на месте закладки были уже груды земли и песка, из ям виднелись только соломенные шляпы китайцев, а у русских рабочих в бараке – шёл пир горой: крики, песни, гармошка, оглашавшие центральный пункт водворения Руси на Амуре до поздней ночи…
16.VI.08. Собираюсь ехать вверх по Зее, до города Зея-Пристань. Хочется, помимо ботанических целей, проникнуть до приисков этой страны золота, этой русской Калифорнии, где жажда золота губит десятки тысяч и только редкие единицы возносит наверх денежного могущества.
О погибших говорят мало. И жестоко. Здесь, по Зее, идёт главная дорога от центра Амурской жизни – Благовещенска, до главного района Амурской золотопромышленности – верховьев Зеи и её притока Селемджи. Десятки пароходов летом, и множество подвод зимой, поддерживают сообщение между этими центрами. Местное население очень хорошо зарабатывает на этом движении. Но ещё больше оно зарабатывает тёмными путями, всегда сопутствующему светлому золоту. Тайная торговля спиртным и «охота» в тайге на идущих с приисков рабочих, особенно старателей – главные способы первоначального обогащения… и окончательного развращения населения. Нужно видеть и слышать: всю кичливость разбогатевших, всю алчность видящих эти легкие богатства, всю жестокость, с какой здесь рассказывают о грабежах и убийствах.
Разбогатевшие – постоянный предмет разговоров и поклонения. Шадрин, зазывающий к себе на обеды и завтраки, или просто – «пожить», всех более или менее именитых лиц, попавших в Благовещенск, начиная с «переселенных» чинов и кончая адмиралом Де-Ливронши и т.п.
Мордин – милая фамилия другого миллионера, ещё только вчера бывшего в Мазановой на своих трёх моторных лодках, ждал здесь «свои» пароходы; идёт на свои, конечно, прииски. Он пробыл здесь дня три-четыре. К нему ходил фельдшер Леонид Иванович «ругаться», и так непочтительно «ругал» Мордина, что товарищ Леонида Ивановича — другой фельдшер, Семён Семёнович, сбежал от моторных лодок…
17.VI.08. Вчера с вечера пошёл дождь. С перерывами идёт и сегодня. Досушиваю растения на печке в кухне.
У Л. болел зуб; прошли беспокойные сутки, зуб выдернули, и всё успокоилось. Однако, один пароход пропустил из-за этой истории. И рад, что остался и как мог — помогал.
18.VI.08. Дождь идёт с утра, затяжной, осенний. Вещи мои сложены. Жду свистков парохода, чтобы бежать к реке спешить попасть на пароход. Пароходы здесь останавливаются почти все, но стоять очень недолго, минут 5-15. До пристани от больницы далеко; узнать о приходе парохода можно только по свистку и самое большее – если увидеть его выходящим из-за острова, в 1 версте от пристани. Почтово-телеграфная контора (пьет). Отъезжающие, или ожидающие парохода на берегу, или ютятся с вещами под поленицей дров, или отдают багаж в ближайшую лавочку (главным образом в переселенческую), и потом, по свистку, бегут на пароход, что называется – налегке. А вчера, представители Общеземской организации, так «сняли комнату» для ожидания. В других селениях, где пароходы останавливаются редко, приходиться высиживать на берегу дня по два по три и больше.
Кроме золота на Амуре в настоящее время много говорят о переселении.
По всей Сибири и Забайкалью на станциях железной дороги, всюду встречаются переселенческие поезда, большинство их движется вперёд, на восток, но немало и обратно… Едущие обратно переселенцы имеют очень весёлый, можно сказать даже – легкомысленный вид и поведение: весело машут руками по направлению своего пути, зовут едущих на восток поворачивать обратно.
В Сретенске я попал на пароход «Благовещенск», который вёз на себе около 200 переселенцев да на барже ещё несколько десятков. На пароходе ехали так называемые «австрийцы», т.е. бывшие австрийские подданные. Я часто ходил к ним в третий класс и в пути говорил с ними. Когда из России в последние годы двинули за границу эмигранты, главным образом евреи, то и там «пошло утеснение»: земли маловато, цены на заработки сбиты. Особенно сильно «утеснение» почувствовалось в ближайших к границе России провинциях: в Галиции и Буковине, куда главным образом направилась массовая эмиграция в эпоху погромов и «свобод».
Старожилы Буковины, малороссы, прожившие в Австрии более 100 лет (точно историю их переселения и жизни в Австрии я не мог узнать), задумали вернуться в Россию и ехать сразу на новые места. Они сектанты, именно — Австрийского толка. Слышали они, что в Москве есть старообрядческое общество (с Морозовым и другими богачами во главе), оказывающее помощь переселяющимся из-за границы старообрядцам. Отправили к ним ходоков. Те их поддержали, дали возможность посылать ходоков в Сибирь и на Амур. И вот, в результате, целые большие семьи двинулись. С нами ехала уже пятая и последняя их партия. Выехали они с места (где-то не далеко от Новоселеца) первого апреля. В Сызрани простояли две недели, вследствие разлива и размыва насыпи около Петропавловска. Надеялись к первому июля, т.е. через два месяца пути, добраться до обетованной земли – до Амура, а там до реки Зеи.
Когда я узнал, что эти переселенцы из Австрии, я заинтересовался ими и стал искать следов столетней жизни за границей. Но … их оказалось очень мало. В костюме мужчин – только плюшевые и фетровые шляпы с павлиньим пером; а у женщин… ничего не заметил. Язык – малороссийский, но гораздо ближе к великороссийскому, чем, например, язык полтавцев. Только в лицах некоторых мужчин и ещё больше – женщин, заметно что-то «не российское» — забитое, без мысли, а какая-то не то интеллигентность, не то чувство собственного достоинства, а может быть, это были лица обеспеченных людей, без тревожной, подлой мысли: «Что-то будет?». Правда, я сам видел, как грузились они на пароход в Сретенске. Видел массу ящиков, и знакомых мне по Малороссии сундуков на колесках, обитых жестью с характерными рисунками, видел швейные машины, верстаки, кузнечные и слесарные принадлежности (земледельческих машин не видел); слышал, что среди них много ремесленников, что это – «чистый, обстоятельный переселенец с деньгой». От границы до Сретенска с них взяли за товарный вагон по 800 рублей. На пароходе до Благовещенска их снабжали (Общеземская организация) горячей пищей два раза в день – щи с американским консервированным мясом, очень хорошие, я ел, и переселенцы хвалили; детям давали молоко.
Душу этого переселенца, за краткостью времени (мы ехали вместе около 5 дней, и у меня была работа – сбор и сушка растений), я узнал плохо. Немецкий язык знают несколько человек, служивших в солдатах.
С одним из них я говорил: сначала русские в Австрии не несли воинскую повинность, в 1848–м году, с введением конституции, которую и «мы поддержали», к ним стали являться комиссары, начались переговоры, требования, принуждения – отбывать воинскую повинность:- «Пользуетесь вашими правами, так несите и все обязанности». Упорное сопротивление, вмешательство жандармов. Посольство к Императору в Вену. — «Ничего, говорит, не могу сделать. Облегчение могу дать» — и определил нас к «слабым», т.е. в военные лазареты в качестве санитаров, служителей. Рассказывал об общинном устройстве в Буковине. Об ожидавших их порядках на Амуре, о «начальстве» — ничего не знают.
Вера – австрийский толк. Едет с нами и их поп; (причет), когда они устроятся. Веры держатся крепко, а потому темны, суеверны, духовные рабы, буквы, предания.
В Сретенске на переселенческом пункте появилась натуральная оспа. Решили привить оспу. Австрийцы отказались: — «Это антихристова печать! Отцы наши не прививали и пр.».– Кое-кто читает Евангелие на русском языке, «первую после азбуки книгу». Спят много.
Женщины «ищутся», т.е. одна кладет голову на колени другой и сладко дремлет, а другая ищет в её волосах известных насекомых. По вечерам поют мужским хором, мотив русский с малороссийским, довольно разухабистый.
За дорогу от Сретенска до Благовещенска у переселенцев умерло трое детей. Один ребёнок от (ж……), двое — от кори. Последних хоронили на остановке пониже станицы Сухотиной, на китайской стороне. Сделали гробы, кресты. Выносили с иконами, впереди крест; было много цветов, которые природа так щедро рассыпала по склонам гор, берега. Пели обычные и в православной церкви погребальные песнопения. Обязанности попа исполнял один мужик, другой кадил, пели почти все мужчины…. Процедура похорон продолжалась очень долго, не меньше часа.
Больных детей долго скрывали от доктора.
Партию сопровождала женщина – врач, сестра милосердия и кухня; всё это от Общеземской организации.
Общеземская организация возникла во время войны с Японией и имела тогда целью — помогать раненым. По окончании войны она направила свои силы к голодающим, устраивая для них главным образом столовые. В I и II Думах Общеземская организация пользовалась большим вниманием, получала в своё распоряжение значительные суммы для оказания помощи голодающим. Считаясь с Думой, и правительство давало 0,3 орг. субсидий. Из этих источников, да из взносов разных земств (в первое время деятельности организации), образовались капиталы, на которые и теперь работает организация.
С реакцией и отношение к Общеземской организации сильно изменилось: большинство земств стали черносотенными, и вышли из организации; многие из них ведут против неё деятельную агитацию. Другие же земства остаются в организации только потому, что могут получить от неё денежную помощь. Во главе организации стоит Общеземская Управа, представителем которой в настоящее время состоит, кажется, князь Львов; из членов её называют Головина, Шаховского, князя Арбелиани, Шитова и других. Различными агентами организации состоят почти исключительно земцы, бывшие и настоящие. Очень многие из них оставили службу в земстве вследствие перемен его либерального направления на черносотенное; других уволили; многие побывали в тюрьмах в ссылке и высылке.
«Это является почти стажем для поступления в Общеземскую организацию» — говорил один из них (Котлов).
С весны нынешнего года организация направила свои силы на помощь переселению. С этой целью она работает, кажется, только на восток от Иркутска, главным же образом в Амурской области и в Уссурийском крае на пароходе и здесь, в Мазановой, я встречаю многих представителей этой организации. Насколько я заметил, у них сейчас три цели:
1) Оказание материальной помощи переселенцам, главным образом – питание в пути и «подачек» (как с грустью выразился доктор Дурново) хлебом, яйцами и пр. на местах. Питание в пути (см. выше): питательные пункты в крупных местах скопления и ожидания переселенцев (например, в Сретенске), места заготовки хлеба, молока (Покровка, Черняево); на пароходах и баржах переселенцев сопровождает походная кухня, с двумя платными людьми около них, сестра милосердия и фельдшерица. Ежедневно дают 2 раза горячую пищу – щи мясные (в среду и пятницу – из рыбы) и молоко детям. Говорят, что результаты этого кормления выразились в уменьшении заболеваний и смертности среди переселенцев, их бодром виде.
На местах «подачки» выражаются развозимыми членами организации по бывшим новосёлам (….) пудов муки, сотнями яиц и тому подобное.
— «Многие принимают эти даяния с недоброй усмешкой…. Давать становится тяжело. А тут ещё на другой день видишь взявших у кабака…. Нет, было бы лучше подавать эту помощь в виде ссуды, конечно – безвозвратной» (из разговора доктора Дурново и Котлова).
К этому же виду помощи, т.е. помощи материальной, нужно отнести устройство лавок с необходимым переселенцам товаром. М.П. Котлов, бывавший у нас на прошлой неделе раза два, устроил несколько таких лавок в Уссурийском районе, где их теперь Общеземская организация имеет восемь. Более подробно он рассказывал об устройстве лавок в селении по реке Кия, недалеко от Хабаровска: в Хабаровске купцы делали уступку с розничными ценами в 25-40 %; доставка в селение очень дорога при отсутствии организаций и установившегося транзита. За проезд что-то в 40 вёрст, с К. взяли 15 рублей. Лавки эти, как и Переселенческого Управления, имеют главным образом регулирующее значение, являясь очень неприятными конкурентами торговцев.
2) Вторая цель Общеземской организации – оказание медицинской помощи. В пути с переселенцами едут фельдшера. Есть врачебные пункты с больницами. В Уссурийском крае: две в Иманском районе и одна в Анучинском. Здесь, на Зее, недавно устроили больницу по реке Белая (Томи?) в селе….
3) Третья цель, так сказать – нелегальная: обследовать состояние переселения, руководимого правительством и предать широкой гласности собранные материалы, которые будут говорить далеко не в пользу руководителей. Вместе с тем, организация ведёт и исследование края для выяснения его пригодности в колонизационном отношении, чтобы иметь возможность, критикуя работу правительства, предложить и свой план колонизации. Обследование в обоих отношениях ведётся по очень обширной программе, я бы сказал – слишком обширной.
Так, например, санитарное состояние селений – до 80-100 вопросов. Недавно из Благовещенска уехала небольшая партия Организации с этой же целью на р. Бурею. Состояние промыслов на Зее поручено исследовать Котлову. Пока, говорит, никаких, сколько — нибудь значительно развитых промыслов, не нашёл, зимой извоз на прииски. Ловят немного рыбы, сидят, гонят смолу и деготь. Сплав леса с верховьев Зеи и Селемджи в Благовещенск и поставка дров для пароходов и в город – один из крупных промыслов. О пчеловодстве ничего не слышно. Охота, говорят, даёт некоторым удачным промышленникам по 1000 и более рублей за зиму. В тайге встречаются чёрно-бурые лисы.
Для обследования земледелия и агрономических работ Общеземская организация имеет своих агрономов. Решено где-то недалеко от Мазановой устроить опытное поле. Я говорил со многими крестьянами о земледелии. В общем — все очень довольны.
Подобные же цели (т.е. против критики правительства) преследует здесь и Переселенческое управление М.З. и Г. Им. «Но у них все поставлено скверно!» — так огульно отзываются земцы. Кое-что в этом же направлении делает МВД. Так, например, оно имеет свои фельдшерские пункты. «Тут всё сделано, чтобы надругаться над людьми и медициной» (Дурново).
19.VI.08. В Мазановой – центр управления переселением и переселенцами самого крупного подрайона Амурской области – Селемджинского. Здесь живёт подрайонный переселенческий начальник (Иван Павлович Теглев), его (помощник), землемеры и писцы. Этот начальник раньше, когда Переселенческое Управление было в ведении МВД, нёс все функции земельных начальников и, кажется, исправников, т.к. административное устройство Амурской области – первобытно и хаотично. Достаточно сказать, что область не делится на уезды, не имеет ни одноного города кроме Благовещенска, (впрочем, с год уже, как городом стала Зея-Пристань), подразделялась только на горный участок, занимающий север области с приисками и горным исправником во главе администрации; на крестьянский участок, не знаю кем управлявшийся,- теперь для него есть крестьянские начальники; и 3-й — казачий участок по Амуру, с обычным казачьим управлением.
В Мазановой «подрайонный» — пока самая крупная птица. Но и самая несчастная, если у этого человека есть живая душа и нервы: целый день в канцелярии толкутся переселенцы и новосёлы с тысячью нужд, вопросов и просьб; между последними первое место занимают — ссуды.
21.VI. 08. Вчера после обеда, так часа в четыре, (хозяин и Л.) меня перевезли за Зею, и я пошёл вверх по реке в деревню Сахатин, расположенную верстах в пяти-семи от Мазановой. Сначала я выбрался на яр острова и хотел идти верхом, но высокая и густая трава заставила меня спуститься к реке. Я шёл галечным берегом острова, который лежит против деревни Мазановой.
Берег зарос чёрной берёзой, вязом, тополем, черемухой, яблоней, бояркой, ивами, ясенем, черноклёном (не клён), малиной, чёрной и красной смородиной и многими другими кустарниками. За дорогу кое-что собрал.
До Сахатиной пришлось перейти три протоки. Было заметно, что вода прибыла. На глазах, как говорится, заливало протоку. За последней протокой начался выгон сахатинцев. Трава в пояс…. Пространство – без конца. Небольшой табун лошадей и коров теряется в этом море травы. Животные упитаны.
Деревня новая, началась в прошлом году; или уже пережила две зимы. Ещё многие живут в землянках, выстроенных по прихоти. Домов готово до десятка; многие строятся, всюду лес…. Однако деревня небольшая и имеет пустынный вид, так как большинство крестьян работает в поле или на пашне, или на покосе. И скота около домов видно мало: несколько свиней с дикими поросятами, немного собак, того меньше кур; гусей совершенно не видно. Дворов у домов почти нет, а где и есть, то ограда их сделана из жердей и ничуть не скрывает пустоты дворов. Дворы и улицы заросли такой же густой и высокой травой, как и выгон, протоптаны пока узкие тропинки, наиболее торные по направлению к реке. Под самыми окнами землянок цветут лилии, ирисы…
Я попросил пустить меня на ночлег в избу без ограды, стоящей приблизительно среди села. Пустили. Это изба (З…..) с женщиной и девочкой четырёх лет, переселившихся в прошлом году из Вятской губернии. Изба большая, с четырьмя окнами: большая русская печь, кровать с (…тями) и подушками, ящик, стол, скамья…. Ружьё с «инструментом»: рог, пузырёк для отмеривания зарядов. Передний угол оклеен газетой «Амурский край» за 1907 г. и картинами из календаря: открытие Государственной Думы, портреты членов Думы и пр. Бедно. Дверь выходит на большую терассу, пока без крыши. Изба покрыта берестой. Около — поленица дров с периной и подушками на ней; щепа, новая, только что осмолённая лодка; тёс, бревна. До берега Зеи сажен двадцать.
Я пришёл часов в восемь. Когда солнце село, пришли три жильца хозяев – плотники. Пошли разговоры. Жалуются на плохой заработок: «Не больше 1 рубля–1рубля 20 копеек в день приходится». Сели за самовар. Пригласили и меня. В чашки с водой нарезана кусками розовая кета – единственное кушание плотников уже в течение полутора месяцев. Цена этой рыбы в Мазановой шесть копеек фунт. Хозяйка печёт им хлеб по 40 копеек с пуда. За квартиру и работу хозяйке платят по 1 р. 50 к. в месяц с человека.
Чай был далеко не первосортный, хлеб сносный, но чёрствый, сахар -…. К концу чаепития пришёл хозяин из-за реки, где он косил, заготовлял сено для лошади, которую намерен купить…. Ни лошади, ни коров нет. Есть одна свинья и два поросёнка, которых кормят «пучками», свинья тоща. «Всю ночь чавкает, — и что она жрёт?» — удивляется хозяин…. Есть три курицы. Посеял одну десятину пшеницы. Пашни всей деревни пока за рекой, на острове, так как на этой стороне нет чистых мест, нужно вырубать лес, корчевать, что пока «не под силу».
Семья хозяина улеглась на ночь на террасе; там же расположился один плотник, который перед утром перебрался в избу на печь…. Я и прочие ночевали в избе, на полу. Не скажу, чтобы было комфортабельно! Блохи, комары, мухи… Шуршание муравьёв, живущих в стене…
Поднялись в 5 часов. Густой туман, необыкновенно обильная роса, так что с крыш текло, как от небольшого дождя. Терраса мокра; одеяло хозяев мокро. «Здесь это часто!» — говорит хозяин.
Только к восьми часам утра туман пропал. Ещё час прождал, пока немного подсохнет трава, чтобы можно было идти к горе за растениями. А пока занялся фотографированием жилищ переселенцев и осмотром одной землянки.
Крестьянин Бушуев из Вятской губернии; плотник; пришёл в прошлом году и построил землянку (см. фотографию с женщиной). Плотник виден в чистоте отделки стен, потолка и т.д. несколько ступенек, земляных, укрепленных дощечками, ведут вниз, к входной двери. На одной из ступенек лежит собака, злая, но умная. В дверь вхожу согнувшись. Сначала находиться отделение землянки, что-то вроде сеней или кладовой в 4 аршина на 1 или 1 ½ аршина; тут какой-то ящичек, мешок с мукой, долблёное корытце, около которого усердно возится поросёнок. Пол земляной. В досчатой, не совсем плотной, обмазанной глиной стене стоит дверь, ведущая в единственную комнату землянки (5х4х2½ аршина). Стены обшиты деревом, гладко выстроганным, как и потолок, пол деревянный. Против двери окно в 6 стёкол (посмотреть на фотографию). В переднем углу полочка с иконами, картинами, старым толстым евангелием. Под божницей висит бутылка с водой, вероятно святой. Стол крашенный, правее его, под окном – ящик, у левой стены – табуретка. Правую сторону избы занимает кровать и печка, маленькая русская печка, занимающая, обычно, значительную часть избы.
В печке «сидели» хлебы, о чем ясно говорил запах. Было так жарко, что я через пять минут чувствовал себя как в бане. В избе довольно чисто.
Я застал в ней пожилую женщину, в сарафане, в платке на голове. Она сидела за столом и готовила себе еду: в большую чашку были наложены небольшие куски белого хлеба, главным образом мякиша; в руках её был кусок, от которого она «крошила»… Оставалось налить воды — и кушанье, да – кушанье русской женщины-переселенки, было готово…
Я расспросил хозяйку. В этой избе живёт пять человек: она, её муж, сын с женой и двенадцатилетний сын. Зимой было больше: у сына было троё детей, которые зимой же и перемерли. Под печкой жили куры, а под кроватью на привязи – поросёнок… в настоящее время оба сына с невесткой косят на острове, а муж вот уже полтора месяца пропадает без вести: уплыл в Благовещенск за покупками, и нет ни его, ни вестей о нём. Баба в беспокойстве.
Берегом реки Зеи я прошёл вдоль селения до так называемого Сахатинского утёса. Берег круто обрывается к реке, которая в это время сильно прибывала. На берегу дрова для пароходов. Вдоль берега – ряд изб, которые к горе лучше, и почти все готовы.
Утёс представляет обрыв дошедшей из внутри страны, с запада, возвышенности. Таких утёсов много по правому берегу Зеи и ниже Мазановой, их я видел, проезжая в Мазаново на пароходе.
Возвышенность не высока, думаю – не больше 20-30 саженей над уровнем реки. Поросла дубняком, берёзой белой и чёрной; есть остатки лиственного леса. Масса голубицы. Вид с утёса на реку хороший, горизонт широкий… по реке несутся плоты, лодки, масса сору, коряг, лесу, как это всегда бывает при прибыли воды…. Далеко-далеко где-то шумит пароход.
Сбор растений был не обилен. Спускался к реке. В воде видны щуки, много чебаков. Под утёсом набрал четыре или пять видов папоротников. Поразительно мало птиц.
К часу дня вернулся в избу, где ночевал. Было очень жарко. Устал…. Прибыль воды в реке меня сильно беспокоила: едва ли удастся мне пешком добраться до острова против Мазановой. Я решил ждать на левом берегу и уже по нему добраться домой. Нашлись тропки идущие туда и я скоро, не смотря на верстовую, а может быть и большую ширину реки был на левом берегу, у землянки МПС, недалеко от того места, где инженерами водружён на длинном шесте флаг, обозначающий начало предполагаемого железно-дорожного моста через Зею.
Часов в пять дня, усталый, измученный жарой, я доплёлся до своей комнаты. Принёс ясень, клён, «дикий виноград».
22.VI. 08. Воскресенье. Проявлял вчерашние фотографии. Не важно.
После обеда плавали за реку Зею. Хотел взять дань от лугов и лесов на островах, но чувствовал такую страшную усталость от ежедневной работы, жары, что… вышла из поездки только прогулка.
Зея очень быстра; прибыла за последние два дня на полторы сажени в итоге, о чем я забрал самые точные данные (в часах и сотых долях сажени) у сторожа водомерного поста в Мазановой, старика Мазанова (первый поселенец на месте теперешней деревни носящей его имя). У этого старика мы берём лодку…
Перед переездом за реку зашли к крестьянам за молоком и сметаной; разговорились с хозяином…. Узнал, что я вчера был в Сахатиной и спросил меня – видел ли там Александра Ивановича, бывшего учителя. Жаль, что не знал о его существовании. Он пострадал от … или, как сказал крестьянин:
— «Микинка его сгубила! А хороший человек». «Должно быть – водка эта самая микинка» — думаю…
— «Очень хороший человек, и мать у него – ах, какая хорошая, добрая баба…» — продолжает мужик.
Нет, должно быть не водка.
— «Что за микинка?» — спрашиваю.
— «Да вот эти самые собрания…»
— «А, митинги что ли?»
— «Ну, ну, они самые… Говорят, что его совсем (от…) от школы. Жаль, очень хороший человек. Он уже приписался к обществу в Сахатиной, домик поставил, теперь косит, сам…. Думает жить с крестьянами. Беднота только!»…
23.VI.08. Жарко. Опять брожу около деревни, копаю, сушу, пересматриваю сухие…
24.VI.08. Вторник. Пасмурно. На горизонте с утра грозовая туча. Тороплюсь сделать экскурсию.
Был на озере, поросшем травой, с болотистыми берегами. Набрал всякой всячины и провозился с укладкой и пересмотром растений до вечера.
С обеда гроза и дождь.
Сегодня выписались из больницы машинист и «маслёнщик» (хотя и управляет мотором отдельной лодки) с моторных лодок Мордина, простоявшего здесь из-за болезни служащих больше недели. Оба финны. Машинист получает 160 рублей в месяц, а другой 125 рублей на своем содержании. По здешнему – очень мало. Раскаивается, что заключил с Мординым контракт на два года.
25.VI.08. Ночью дождь. Утром гроза с ливнем. И до двенадцати часов – дождь… Займусь определением растений. Общеземская организация имеет в области реки Зеи три лавки: в Верхне-Белой, в Тарбагатане и в Усть-Уньме. В первой, т.е. в Верхне-Белой — «лавка пошла хорошо»: в неделю торговали на 300-400 рублей. Селение это большое; и около него много новых семей. В нём же Общеземская организация устроила больницу и свой склад товаров для лавок. Фунт сахара, например, продают в Верхне-Белой по 16 копеек – по заготовительной стоимости. Сведения эти сообщил врач Дурнов, вернувшийся в Мазаново из поездки по переселенческим участкам на реке Селемдже.
На этом, левом притоке Зеи, участки пока имеются только при устье, вёрст на семьдесят вверх по реке. Дурнов очень хвалит места осмотренных участков. Однако и там обычные спутники новосёла – цинга, куринная слепота, — как сопутствие недоедания и скверных санитарных условий. На детях часто: корь и после коревые заболевания. У всех: малярия, желудочные заболевания.
Из брошюрки «Классификация угодий, принятая к руководству при хозяйственной съёмке чинам Амурской партии по обрезанию переселенческих участков».
Луг – ясно пониженные места: долины, пади, значительные котловины, если они с густым травянистым покровом и могут быть сенокосом.
Луг сухой – незаболоченный, без кочек – заливаемые.
Луг мокрый – заболоченный, с кочками – незаливаемые.
Оба вида могут быть:
1. луг чистый;
2. луг с кустарником;
3. луг с редким лесом.
Степь – открытое или с лесом (не больше 0,2 площади), пространство, расположенное по возвышенности, и долины со скудным, негодным для сенокоса, травянистым покровом.
1. Степь сухая;
2. Степь с дубняком;
3. Степь сырая I класса;
4. Степь сырая II класса;
5. Мокрая степь.
Степь сухая – материнская порода — песок, супесь с хорошим перегноем. Характерны: густой орешник, красные лилии, черноголовник. Кочек нет.
Степь с дубняком – подпочва от песка до глины; волнистая, перегной тонкий, хорошо разложившийся. Растут: дубняк; на суглинках – белая берёза, орешина; на глинах – ольховник; на песках – скабиоза, васильки, сибирская ромашка; на склонах – ситник, седум.
Остальные степи – сырые, с кочками и трещинами. Растут: купальница, жёлтые лилии, болиголовник, ивовый ерник, кислые злаки.
1. Степь чистая: деревья в диаметре более 30 см, редкий кустарник.
2. Степь с кустарником и зарослями.
3. Степь с редким лесом (менее 0,2 площади): лиственным, хвойным, мешанным, чистой породы.
Кустарник: орешник, ольховник, тальник.
Лес:
1) лиственный – не менее 0,7% лиственных деревьев;
2) хвойный – не менее 0,7% хвойных пород;
3) cмешанный;
4) чистопородный – 4/10 одна порода.
1. Молодой лес и заросли: заросль – не выше человека; молодой лес – не толще 2 ½ вершка на уровне груди.
2. Средневозрастный и спелый лес: средний возраст – от 2 ½ до 5 вершков в диаметре.
Лес редкий и средней густоты (от 0,2 до 0,5).
Лес густой (выше 0,5).
Лес: по сухому, по сырому, по мокрому грунту.
Болота: вода, кочки, тростник, торф, мхи.
Каменистые места — если камень лежит на поверхности или на глубине не больше 5 вершков.
Песчаные места – песок, дресва, галька.
26.VI.08. Ночью был дождь.
Вечером, с пяти до восьми часов, проездил в деревню Ново-Киевку, с Л., который ездил к своим больным на паре больничных, сытых лошадей, в обширной тележке (в Сибири называют «форшпанка»), с кучером Ильёй.
До Ново-Киевки вёрст семь. Дорога идёт травянистой равниной на левом берегу Зеи. Кругом высокая, чуть не в рост человека трава и пашни. На некоторых пашнях уже колос, цветы ещё не видал. Впервые взял куколь. Крестьяне говорят, что его здесь не много, хлебу не вредит.
По равнине кое-где видны остатки бывшего здесь раньше леса – берёзы, главным образом чёрной.
Деревня Ново-Киевка раскинулась на левом берегу неглубокой в настоящее время протоки реки Зеи или, как говорят другие – реки Селемджи. Протока в народе называется Кишка; так же называют обыкновенно и Ново-Киевку.
При въезде в Ново-Киевку, направо от дороги есть довольно высокий холм, по которому тянется изгородь паскотины. Первый от въезда дом крыт оцинкованным железом, как и все надворные постройки его. Это владения местного торговца, приехавшего из Благовещенска, или, как здесь говорят, «из города». Налево от дороги, ближе к берегу протоки – кирпичный завод, небольшой, работают китайцы. Здесь брали кирпич для ремонта и построек зданий в Мазановой на переселенческие пункты.
Деревня очень разбросана и имеет вид малороссийских селений: много хат выбелены, крыты соломой и т.п. Но рядом же, на тех же дворах, есть постройки и с деревянными крышами. По улице много нарубленного леса: строятся. Деревня новая, лет восемь – десять.
Остановились у крайней, к полю, избы. Сфотографировал улицу. Подошли люди и стали около забора. Снял группу. Поговорили….
Живут шестой год. Из Киевской губернии. Два старика ещё сохранили внешний вид «хохлов» и язык; молодёжь же – очень мало: ситцевая косоворотка, брюки, пиджак, шляпа…. И язык полурусский. Один пришёл с покоса и говорит, что косить нельзя, так как покос залит водой от дождей.
Я пошёл набрать растений. Сразу против крайних хат – болота. Едва пробрался до холма.
27.VI.08. Стоит невыносимая влажная жара! Прихожу с экскурсий буквально мокрый. Неприятно и тяжело…
За всё месячное скитание по окрестностям Мазановой не видел ни одной ящерицы, не одной змеи. В больнице был один человек, укушенный змеёй; он из Сахатиной, где, говорят, в скалах водятся змеи. Но я и там не видел. Зато лягушек бесчисленное множество. Вечером поют на разные голоса.
Из птиц видел: два раза куликов, журавля, дятла (небольшой, со скворца, с красной головкой); диких уток, коршуна, 2-3 породы ястребов. Кажется, есть жаворонки, поют. На острове что-то живёт похожее на соловья, вечером «ухает» выпь…
Насекомых, пауков – очень много. Собирать нет никакой возможности: не хватает времени. Однако, бабочки иногда поражают своей красотой и вызывают на охоту…
Видел рыб: щук, карасей, пескарей, чебаков, касаток (похожи на сома, до 6-7 вершков длиной).
28.VI.08. Суббота. Опять жарко. Будет гроза! До обеда плавал с местным столяром С. Бушуевым (нестроевой запасной фельдфебель) на казённый остров, отделённый от больницы небольшой протокой, за отрубками от строевых и поделочных деревьев.
Так как остров казённый, то в нём лес сохранился лучше. Лес исключительно лиственный. Мы взяли: «бархат» (пробковое дерево), ясень, ильмовник, ольху, яблоню, «молокита» — одна из ив, идущая на дуги, ствол и ветви с кистями ягод — виноградника. В лесу, в траве в рост человека, было тихо и невыносимо жарко. И нужно было пилить…. Сделали до пятнадцати поперечных разрезов стволов в 3-6 вершков. А потом тащили отрезки по 15-30 фунтов, — а один, пожалуй, тяжелее пуда (бархат) — до лодки…
Собирать травы, брать ветви других (не поделочных) деревьев и кустарников не было никакой возможности. Это будет целью новой поездки.
К вечеру была гроза, сильный дождь.
29.VI.08. Воскресенье. С утра опять жар и душно. Сходил ненадолго за деревню, ничего не собрал, выкупался.
После обеда плавал с Л. на остров, где были вчера с Бушуевым. Сходил к срубленному «бархату» и выломал ветви на трость: говорят, очень хороши трости из «бархата» — крепки и легки.
Трава на острове необыкновенно высока и густа. Местами заросли роскошных папоротников с вайями до одного метра. Нашёл и потерял один экземпляр чистотела. Видел дятла (небольшой, с красной головкой). На (св..) песчаном берегу видел и безуспешно ловил бесподобного, огромного махаона: чёрного с зелёно-голубым… Толщина ствола винограда, взятого на острове до 2 см.
К вечеру пасмурно. Ночью ветер, гроза, дождь.
30.VI.08. Понедельник. Весь день воздух наполнен дымом, чуть–чуть слышным даже на обоняние. Горизонт закрыт. Горы за Зеей, отстоящие от Мазановой на четыре-пять вёрст, едва видны. Что это: «сухой туман» или лесной пожар? Никто объяснить не может. «Бывает,- говорят — и без пожара»….
Ветер был северо-восточный, не сильный. Ночью дул сильный, восточный.
Утром от ночного дождя было сыро. Я не пошёл на экскурсию. Был в деревне, на пароходе — за покупками. За бутылку (удачного) столового красного № 24 на пароходе заплатил 1 рубль 25 копеек, у буфетчика китайца. За булку белого, чёрствого (недельного) хлеба в полтора — два фунта дал 15 копеек. В лавке фунт готового кофе Эйнем № 1–1 рубль 40 копеек. Готовое «кофе с молоком» — 80 копеек, небольшая коробка, банка консервированного винограда – 45 копеек, ананас целый, большая банка – 35 копеек, малая – 25 копеек. Консервов всяких, особенно заграничных, много.
Пароход «Товарищ», на котором я был, выстроен владельцем на доходы от известки, которую он обжигает на берегу Зеи, верстах в ста выше Мазановой. В Благовещенске пуд известки стоит 50 копеек, зимой доходит до 80 копеек и до 1 рубля. А владельцу обходится копеек по 20-25 пуд. Эти сведения мне дал десятник по постройкам на переселенческом пункте Ив. Ал. — человек, необыкновенно много говорящий, особенно о своих выступлениях против окружающей неправды и угнетения (ведёт усиленную борьбу с диктатом); считает себя народником.
После обеда плавал на остров. Нового, кажется, ничего не привёз. Разговор с мужиками из селения Практичного о сене. На переселенческий пункт взялись поставить 5000 пудов по 25 копеек пуд двое из крестьян этого селения; взяли вечером задаток 400 р., пьянствовали и дрались в Мазановой. Эти же ждут своё сено. Недовольны, что такой огромный подряд взяли (их) эти воротилы и, будут косить сено на общественных лугах. Идут споры. Общество грозит не дать косить, или вывозить зимой готовое сено.
Вечер. Тихо. Комары начинают вторгаться в комнату; окно (закупорино) марлей. На площадке под окном медвежонок на верёвке. Это общий любимец всех, особенно (..гунков), которые принося свои (…) в амбар, любовно играют с медвежонком, кормят его хлебом, здороваются с ним, прощаются.
Собаки сначала отнеслись к медвежонку враждебно. Теперь же белая сука целые вечера играет со зверем. Однако этот милый зверёк доставляет нам иногда много неприятности: оставленный ночью один, он кричит целыми часами.
1.VII.08. Вторник. «Сухой туман», как дым висит над Мазановой. А по ночам – настоящий, водяной туман. Вчера вечером, например, при луне, при звёздах – с крыш текло, как от дождя.
2.VII.08. Среда. «Сухой туман» продолжается. Крестьянин Кусков, который сейчас сидит у меня (он из Белояровой), говорит, что он бывает часто.
Сейчас покос. Подёнщики на покосе (зарабатывают) 1 рубль и 1 рубль 25 копеек в день на хозяйских харчах. Росы очень мешают сенокосу: сгребать можно только от 12 часов до 16 (часов). Пшеница и ярица (яровая рожь) цветут. В хлебах бывает куколь, спорынья (в ярице)…. Бывает «неядовой» овёс: кони никак не едят, а вырос он из очень хорошего овса. Вид овса хороший, тяжёлый. Если посеять «неядовой» — он перерождается в «ядовой» (это было у Кускова). «Пьяный хлеб» есть. В прошлом году на р. Томь им (Кускову и др.) показывал один крестьянин.
Сеются здесь: пшеница, ярица, овёс, просо, гречиха. Бахчи: арбузы, дыни, огурцы. Конопля и лён – родят очень хорошо, идут только для домашнего употребления. Подсолнухи сеют в полях и в огородах, но на масло ещё не идут, мало. В огородах: капуста, картофель (родит хорошо), морковь, лук, репа, редис, огурцы, дыни, тыквы (есть с колесо), горох. Масличных растений на масло пока не разводят.
Сбывается хлеб «в тайгу» — на прииски. Цена в Мазановой: пуд пшеничной муки «простомол» – крестьянская, спелая – 1 рубль 60 копеек, яричная – тоже, овёс – с 1 рубля 20 копеек до 1 рубля 50 копеек за пуд. В Благовещенске хлеба копеек на 20 дешевле. Сено пуд 25 — 30 копеек, продается ямщикам – возчикам. Возят сено и на прииски; здесь не прессуют. Заготпромышленники ставят сена много и прессуют. Пуд сена, с доставкой на прииски (вёрст 400 от Мазановой), стоит 2 рубля 60 копеек. В той же цене доставляют и овес; а муку простошкитную, с отрубями – 3 рубля.
Мясо возили на прииски (Ельцову, в 400 верстах) своего боя, своя скотина, с доставкой 17 рублей (1905 г.), а теперь возят 9-10 рублей. На приисках выдавали его по 60 копеек фунт; теперь копеек по 20-25 фунт. Все эти сведения дал крестьянин деревни Белояровой – Кусков, доставляющий в больницу и нам молоко (по 10 копеек бутыль).
Виделся и говорил со сдешним врачом. Показывал мне тёс из бархатного дерева и кору. Последнюю думает утилизировать, (он, говорят, вообще больше практический делец – огородник и пр., чем врач): толочь и набивать мелкой пробкой матрасы, спасательные круги и т.п., разводил здесь виноград настоящий – ничего не вышло, не приживается…
В Благовещенске есть провизор (или был), большой знаток местной флоры. В Благовещенске же и Хлебников винодел.
В станице Раде, куда я собираюсь заехать дня на два-три имеется начальник почтово-телеграфного отделения, собиратель наскальных рисунков, доставляющий их в музеи.
3.VII.08. Четверг. Ночью история с отцом «хозяина» — Молодыки: пьяный толчёт кости, поёт или громко молится и т.п. ночью, начиная с 1 или 2 часов.
Приехал какой-то отставной военный генерал, поступивший в переселенческое управление, как он сам говорит, для ознакомления с административной действительностью, чтобы потом занять пост губернатора. Откровенен и глуп. Говорит, что его «выслали в места столь отдалённые» из Сретенска, где он, по рассказам других, ничего не делал, так как очевидно и сам не знает, для чего сюда приехал, мешал другим работать, агитировал среди переселенцев против Общеземской организации. Теперь здесь слоняется без видимой цели, торчит около береговых лавчонок, ходит в больницу и т.п. Какое обилие на Руси «умных и деятельных людей», что некоторых некуда девать!
И, пожалуй — будет губернатором…
«Сухой туман» — явный дым, с характерным запахом. Ветер всё время, то совершенно спадая, то немного усиливаясь, приносит его откуда-то с С-В или В.
4.VII.08. Были у нас, на дворе больницы, китайские фокусники и «женщина–врач». Последней интересовались, так как слышали об искусстве этих врачей, особенно по части лечения зубов, — чудеса. «Хозяин» (Андрей Никитич Молодыка) особенно верит в их искусство, так как года три тому назад был (исцелен) от зубной боли, в Маньчжурии. Одна женщина дала свои зубы в распоряжение китайки–врача. Толпа. Ушли в нашу комнату. Я и другие стали следить, как она, «женщина-врач», будет извлекать из челюстей и зубов – червей: это главный пункт искусства. Медной иглой в шесть вершков длины она стала ковырять десну около коренного зуба, с внутренней стороны, а с наружной, т.е. между щекой и зубами просунула палочку в карандаш толщиной, четырёхгранный, в 6-7 вершков, окрашенную в красный цвет. На этой палочке, на верхней стороне, т.е. на той, до которой она не касалась иглой, до которой не касались и зубы, на которую не попало ни капли крови из расковыренной десны, вдруг оказались два живых червячка, длинной 5-7 миллиметров. Она их скоро, вынув изо рта палочку, замазала кровью с иглы… Шарлатанство очевидно. А многие верят.
Ходил на остров. Вместо растений принёс малину и чёрную смородину, которая здесь голубая (налёт) и совершенно несладкая, — хуже сибирской.
5.VII.08. Собрался ехать обратно, на Амур. Вода в Зее опять необыкновенно мала. Пароходы ходят редко. Насидишься в ожидании или на мели. Удивительно быстро и сильно, при мне — два раза, прибывает вода в этой речке, и также удивительно быстро спадает. В последний раз она в течение трёх-четырёх дней поднялась на 1½ сажени в (от..) и спала ещё ниже. Зато, говорят, с половины июля будет постоянно много воды, весь август.
Ходил последний раз по окрестностям больницы. Район моих экскурсий целый месяц был в одну или две версты радиусом, исключая трёх поездок (в Сахатин – 6-7 вёрст, в Ново-Киевку – 8 вёрст, и в Белоярово – 4 версты). Каждый день, в последнее время, расцветает что-нибудь новое. Жаль уезжать: многое должно скоро зацвести.
За мостом через реку Топтушку встретил наших вчерашних китайцев. Идут в Белоярову со всем своим имуществом. Двое взрослых (…) несут на коромыслах из бамбука (половина, вдоль ствола вершка в два толщиной) в корзинах и мешках багаж. Женщина–«врач» идет важно под типичным китайским зонтом, каким-то чёрным, жирным; за ними два мальчика (тоже показывали вчера «фокусы»), один лет десяти с узлом за спиной, под рваным зонтом, другой лет 6-7… Идут не ладно, в сторону от Белояровой. Спрашивают. Повёл на дорогу, было по пути. Разговор был не возможен из-за незнания языков. Понял только, что они из Шанхая и что-то «кушать надо»!
6.VII.08. Воскресенье. Просидел весь день в ожидании парохода без дела. Ночью пришёл один, кажется даже два – не хотелось вставать, торопиться…. Это было ночью на 7.VII. 08.
7-8.VII.08. Сижу в ожидании парохода. Сегодня (8-гоVII) в четыре часа утра услышал свисток, быстро собрался и пошёл…. Тут нужно ходить, так как лошадь достать в такое время трудно, и ходить быстро, так как пароходы стоят не долго, а до пристани около двух вёрст. Была обычная сильная роса, даже дорожки были влажны, на ноги липло…. Парохода не оказалось. Свистел внизу, около Белояровой или на «кривуне» (крутой изгиб реки) и значит идёт снизу, из Благовещенска, мне не попутный. Действительно, через ½ часа он пришёл.
А я продолжаю ждать. Скверное это время, пропадает даром, так как растений собирать не могу: уходить далеко нельзя и сушить не в чем, потому что сушка решётки, бумага и весь мой багаж уже вторые сутки лежит на берегу в лавочке. А вода убывает!
Купили сейчас десяток огурцов, в первый раз, искали их долго, заказывали. У пароходов, говорят, они бывали уже недели две. Заплатили за десяток 15 копеек. Попробовал – не горький. Все обычные огородные овощи здесь родятся очень хорошо. Картофель едим всё время прекрасный, цена ему сейчас 65 копеек пуд. Капуста кислая – один рубль пуд. Кочаны капусты бывают весом: средний – 15 фунтов, доходят до 30-35 фунтов. Мы ели много раз очень горькую белую редьку со сметаной (10 копеек стакан), хороший салат получали из больничного огорода. Ягод носят мало. Землянику продавали по 25 копеек фунт. В воскресенье было много голубицы по 40-50 копеек ведро. На островах очень много чёрной (голубой) смородины, невкусна. Красной мало. Малина есть, ароматна, бледна.
Я прожил здесь больше месяца. Обед и ужин, чай, сахар и хлеб давал нам «хозяин» этой больницы, обедавший вместе с нами. По счету его видно, что день такого пансиона стоит с человека 47-48 копеек. Это очень дёшево, если принять во внимание здешние цены на продукты: мясо – 18-20 копеек фунт, масло сливочное – 60 копеек фунт, топлёнка — … копеек фунт, яйца – 22-25 копеек десяток, молоко – 10 копеек бутылка, хлеб – 6-7 копеек фунт (его пекут на деревне, не всегда хороший), крупа, макароны — …, картофель — 65 копеек пуд, капуста кислая – один рубль пуд. Сахар 18 копеек фунт, чай -… фунт.
К «пансиону» мы добавляли утром кофе Эйнем, (привезён из России, здесь покупали № 1 за 1 рубль 40 копеек, с кипячёным молоком, которое мы брали 2 бутылки в день); спирт для кипячения кофе 1 рубль бутыль (85 градусов, Лукина). Покупали яйца, сметану, сливочное масло, консервы рыбные и особенно много – фруктовые (ананас 35 копеек, виноград 45 копеек, груша 50 копеек, персик копеек 40 коробка и т.п.).
8.VII.08. Около двух часов сел, наконец, на пароход. Только что пообедали, как свисток. Наскоро выпил уже готовый стакан чая и пошёл с Л. Первый свисток к отходу погнал меня бегом. Жар, а бежать больше версты (или около версты). Пароход только что приткнулся к берегу, но пассажиров оказалось много, и я поспел. Какие-то молодцы из лавочки быстро перенесли мои вещи.
Подошла Л. с моим пальто. Отдохнули в кают-компании. Простились. Второй свисток и она на берегу…. Как ни грустно было, но я — уехал….
Зея совсем мелка. На перекатах, — а они постоянны, сквозь прозрачную воду реки ясно видны гальки, песок. Раза два со скрежетом бороздили по дну. Не доезжая до села Красноярова, остановились: семафор (пирамида и шар на высоком столбе) указывал, что проход через перекат закрыт. Явился с берега служащий МПС и сообщил, что на перекате сидит пароход, но что пройти можно по протоке, где есть 3 фута воды; пароход же сидит около двух…. Командир поехал просмотреть протоку, которой мы потом и прошли благополучно, близко от сидящего на мели парохода, полного пассажиров, вероятно – весьма злых и завистливых…
Начались разговоры со спутниками. От служащего в главной конторе Верхне-Амурского золотопромышленного общества я узнал следующее. Пароход «Аврора» (осадка 1 фут 6 дюймов — до 3 футов) принадлежит Опарину, торговцу и золотопромышленнику, миллионеру. Главный пункт его торговли – г. Зея-Пристань. Покупает золото, причём и он, и его служащие, как и многие скупщики золота, обнаруживают поразительную способность по цвету золота, по цвету черты, точно определить пробу, что важно для расценки золота. Скупает в год до 50 пудов и наживается на этой торговле очень хорошо. В банке чистый миллион. Торговля на наличные. Прииски и пароходы. «Произошёл из ничего»…
Впрочем, это не единственный случай. Упоминаемый выше Павел Васильевич Мордин («Поль Мордян»), миллионер и действительный статский советник, был хищником и спиртоносом, и только в 1896 году начал работать на небольшой площади, где до этого работало много хищников, ставших его рабочими, т.е. верите – кредиторами, так как стали сдавать золото только ему, что (п…) его, а получать от него деньги после того, как он сдаст золото в банк. Тогда не было вольной торговли золотом, и волей-неволей его нужно сдавать хозяину прииска. А хозяин многим не уплатил…. Да и площади вышли богатые, нашлись охотники – компаньоны с деньгами, образовав Общество, поставили машину (чуть ли не в 1902 г.). Поль Мордян – главный воротило, потом завёл себе отдельные прииски, а за «умное ведение дела» и прочие «труды» в крае, по ходотайству губернатора Путяты, согласно воли его и вопреки отзывам подданных инспекторов, аттестовавших Мордина, как темную личность, он произведён в генералы.
«Верхне-Амурская золотопромышленная компания» раньше представляла достояние одного лица (кажется Баскова). В настоящее время она разделена на сто паёв, принадлежащих его наследникам и посторонним лицам (проданы). Есть владельцы двенадцати паёв (князь или граф Тамерлан? – какая-то татарская) и меньше, даже до ¼ пая. Владельцы выбирают из своей среды Правление. Оно в Петербурге. Представляет его в настоящее время – Гинцбург. Владельцы главным образом требуют только денег, приученные в прежние времена к баснословным доходам. Были годы, не один, а много годов, когда при затрате в год 600 тысяч рублей, получали чистого дохода 1700 тысяч, — так уверял рассказчик, якобы видевший своими глазами эти цифры в книгах…
Тогда ведение дела безумно–расточительно: было понастроено множество пароходов исключительно для нужд компании и её служащих. Давалось разрешение на проезд и частным лицам (тогда других пароходов почти не было), но тогда не только проезд был бесплатным, но и всё содержание, до шампанского включительно. В настоящее время дела сильно пали. Бюджет в год до двух миллионов. В прошлом году намыто около 115 пудов. В настоящем году по смете предположено намыть 98 пудов. Компания имеет кредит в Государственном Банке, которому и сдаёт золото, получая по мере сдачи всё новые и новые ссуды. Поэтому намытое золото торопятся сдавать, чтобы получить денег на нужды приисков. Рассказчик – служащий, сейчас сопровождает 18 пудов золота, охраняемые четырьмя стражниками. Большой железный ящик стоит перед передней, обыкновенно капитанской каютой; около него сидят стражники и подозрительно посматривают на пассажиров; винтовки – тут же. Близко никого не подпускают. Буквально – «Золотой телец». Правда, у них есть основание бояться за «своё» золото: недавно (в мае или даже июне) было нападение на перевозимое с приисков в Главную контору (в Зею Пристань) золото, пудов 5 или 9 (не помню), убиты две лошади, ранен стражник… и золото цело. Стражники получают из общих средств (совет золотопромышленников, на полицию и пр.) 50 рублей. Да от компании по 50 рублей в лето.
Главный управляющий приисками живет в Зея-Пристань, получает в настоящее время 22 тысячи рублей: при готовой квартире, лошадях, пароходах и пр. Он – единственное и главное начальство на приисках и единственное ответственное лицо перед Правлением. Теперь — отставной статский советник инженер Галера; служил в Забайкалье (Бинтш…) канцелярией. Рассказчик служит в ней.
Компания владеет 200 площадей, но разрабатывает только 15. Мелкие заёмщики протестуют. На съезде выработали и потом утвердили закон, что неразработанная площадь с каждым годом облагается всё большей и большей арендной платой и, кажется, после определенного числа лет опять отходит в казну. Сила денег уже победила раз этот закон: введение его отложено. Но и обойти его ничего не стоит: купил у горного инженера какую – то книгу для записей выработок, вписал в неё золотник, фунт золота, добытого на другом прииске – вот и будет считаться, что эти площади, на которые взята книга, разрабатываются.
Сначала предполагаемая золотосодержащая площадь заявлятся под разведку и «осталбливается»: вверх и вниз по долине ставятся столбы. После разведки (бьют шурфы, ведут канаву) или просто со слов хищника, узнавши о положительных качествах площади, делают заявку об отводе. Заявление подается окружному горному инженеру (есть в Зея Пристань и на Селемдже). Приезжает отводчик, за счёт просителя, и отводит, делает план, имея грань – и площадка делается собственностью кого-либо, лишь бы исправно вносилась небольшая (около 1 рубля за десятину в год) аренда.
Работы на приисках ведутся вольные и от конторы. Вольные работы даются главным образом китайцам, корейцам, которых считают честнее русских. Всё необходимое для жизни они покупают в складах компании, как и остальные рабочие. Моют ручными лотками. Сдают золото в контору по 3 рубля, по 2 ½ и даже по 2 ¼ рубля за золотник, смотря по богатству: где легче добыть, там дешевле. В лето зарабатывают в лучшем случае рублей 700-800, чаще 300-400, часто и ничего. Особенно пьющие.
Работы от конторы дают золото различного цвета, некоторые прииски работают в убыток. Очищают золото, после промывания на лотках или на бутарах, в конторе, сначала магнитом, потом отмыванием ртутью.
Сдают золото в Благовещенске в золотосплавную лабораторию, где определяют пробу золота (по приискам) и выдают особые расчётные листы, по которым отделение Государственного банка выдаёт деньги: 5 рублей 1 копейка, 5 рублей 3 копейки, 4 рубля 98 копеек, 4 рубля 80 копеек, доходит даже до 4 рублей 25 копеек за золотник,- так различно золото в природе! В эту цену включена и цена лигатуры (серебро, медь).
Река Зея, как она ни мелка в настоящее время, является главной и очень важной, оживленной дорогой, по которой на прииски подвозятся люди, провизия и другие товары. Правда, зимой подвозят провизию (мясо, масло, рыбу, даже хлеб) и якуты из Якутской области.
Река обильно обставлена береговыми знаками. На воде нельзя ставить бакенов, слишком быстро. Ходят мелкосидящие пароходы: «Якут», «Драгер», «Товарищ», «Алтай» (двухколёсный, почтовый, очень мелко сидит), «Джалта» (Верхне-Амурской компании), «Брянта» и др.
9.VII.08. Ночью где–то стояли, опасаясь засесть на мель. День пасмурный, ветер, прохладно. Опять разговоры. Агент Переселенческого управления, работавший с мая месяца в тайге по обследованию участка для переселенцев, молодой человек с мягким голосом и взором, но с «жёсткими» убеждениями эсера, большой романтик в духе Майн Рида, рассказывал о своих приключениях в Енисейской и здешней тайге, с блужданием, голодовками….
— «Амурская тайга не вышла против сибирской! Там лес – так уж сотни вёрст лес, да какой лес! А здесь — не то…».
Идёт старушка француженка, пианистка и сумасшедшая (мать …..), засыпающая за пасьянсом, — Дивертуа. Лет 20 назад царила в этих местах, а теперь…. За один концерт собрали 70 рублей; второй отговорили давать, собрали ей 30 рублей да на пароход устроили даром…
В полдень вошли в Амур. В Зее вода жёлтая, прозрачная; в Амуре – мутная, жёлтая. Часа в два пристали к пароходу в Благовещенске. После некоторых справок и скитаний устроился в гостинице «Россия», на берегу Амура, в небольшом номере в 1½ окна (1/2 от двери отделена перегородкой), выходит на реку, за 2 рубля в сутки. Завтра дадут другой, в 1 рубль 50 копеек. Начал ходьбу по городу за покупками, за справками. За Бурхановским мостом попал под ливень.
Вечером весёлая соседка с гостями не давала покою.
10 и 11.VII. 08. Сижу в Благовещенске, как бы мне и не хотелось вырваться из него. Сначала задерживали дела, главным образом приобретение образцов строительных и поделочных материалов, а потом – сдача их для перевозки в Томск. Ходил два дня и только сегодня отвёз два ящика (первый – с отрезками, в 4 пуда 3 фунта, другой – с гербарием в 1 пуд 13 фунтов) на пристань Амурского общества пароходства и торговли. Это общество находится в соглашении с железными дорогами и принимает груз прямым сообщением до любой станции железной дороги.
Из-за этих хлопот пропустил вчера почтовый пароход. Других пока нет. Следующий почтовый отходит через 5 дней. К несчастью – началось ненастье, собирать растения нельзя, тем более, что сушить негде. Скверное положение! Время уходит, а ехать ещё – больше, чем проехал….
Познакомлюсь хоть с городом….
- VII. 08. Первый день ветреный. Но и пароход нашёлся. Утром сдал Амурскому обществу пароходства и торговли, состоящему в соглашении с казенной железной дорогой по перевозке грузов, свои ботанические сборы для доставки в Томск. Один ящик в 1 пуд 13 фунтов, прочный, обшит рогожей, наполнен гербарием с Верхнего Амура и с Зеи; застраховал его в 200 рублей. Второй ящик в 4 пуда 3 фунта с отрезками поделочных деревьев Амура.
Часть отрезков получил в Благовещенске от главной конторы Амурского общества пароходства и торговли, где оказался молодой инженер Таубер – питомец Томского технологического института. При его содействии из местных запасов мастерских общества мне достали: орех, акацию (из Уссурийского края), дуб и ясень, в общем — плохие образцы.
Служащие не могли (?!) высчитать (протаксировать) – сколько следует уплатить за перевозку моего груза.
С почтовой пристани, где сдавал груз, зашёл на пароход Мальцева и Ко «Генерал Кондратенков», пассажирско-грузовой, двухколёсный, и решил поехать на нём, не смотря на странные условия: 10 рублей за билет второго класса до Харбина (он идёт в Харбин) или до любой (прим.) станции. Я решил остановиться в Екатерино-Никольской, до которой около 1/3 всего расстояния до Харбина, и все-таки должен уплатить 10 рублей.
До обеда сделал небольшую экскурсию за город, на выпас между городом, психиатрической больницей и казармами. Было душно, жарко, грязно; в траве вода. Такая сырая жара меня изводит: я делаюсь буквально мокрым, рубашка при выжимании даёт капли. Сбор был не из важных; есть повторения; много заведомо взятого – не брал. Набралось 40 листов.
После обеда, часов в пять, переехал на пароход. В каюте жарко. Купался.
Вечером, после переселения на пароход решил побывать в китайском городе Сахаляне, расположенном на правом берегу Амура против верхней (считая по течению Амура) части Благовещенска. Переехать можно на перевозе пароходом и на лодке. Перевоз ходит между городом и лагерем, немного выше пристани Амурского общества пароходства и торговли. Железный пароход «Пограничник», был двухколесный. Для переезжающих – огромная баржа. Стоимость (..маго) пять копеек в один конец. Плату собирает и выдает билетики китаец, вероятно потому, что большая часть пассажиров перевоза – китайцы из Сахаляна, торгующие в городе овощами, работающие чёрные работы, особенно сейчас – распилка дров; русские рабочие кинулись на постройку Амурской железной дороги. На перевозе, одновременно со мной переезжало несколько еврейских семейств, по-праздничному одетых, с чадолюбивыми отцами, все время нянчивших своих маленьких девочек. Смешным был в роли няни молодой, русый, в золотых очках еврей. Большую часть переезжавших составляли китайцы. Измождённые, тощие, плохо одетые. Пустые корзины из-под овощей, с длинными ручками, на коромысле. Немногие были с покупками: хлеб, мука, чашки и т.п. И только несколько человек своей чистой одеждой да упитанностью производили впечатление зажиточных.
Часть города, выходящая на берег Амура, состоит исключительно из новых деревянных построек, типа русских базарных балаганов и дощатых домиков, с тёсовыми карнизами. На каждой постройке вывеска: «Ресторан Пятигорск», «Трактир Кавказ», «Японская харчевня», «Трактир загородное свидание» и т.п. Чаще же: «Торговля вином и спиртом», «Вина. Торговля». Всюду на выставке, на всех полках – жестянки (в пять бутылей) со спиртом, бутылки с русскими и заграничными винами, водками, наливками, коньяками. Торговцы в этих «Вина торговлях» почти все евреи и кавказцы… Пьют же, главным образом, русские, приезжающие сюда особенно в большом количестве по праздникам. Едут же сюда не столько за тем, чтобы здесь напиться, а чтобы купить дешёвого (здесь пьют акунзы) вина или какого либо другого (спиртосодержащего) и привезти контрабандой в Благовещенск. Привозят массу… Солдаты таможенной заставы, в количестве двух человек являются к пристани и встречают приехавшую публику. Только очевидная контрабанда попадается им на глаза, отнимают, бросают в реку, стеклянную посуду бьют, часто бьют и контрабандистов, особенно мальчишек. Внимательно они следят за приехавшими китайцами, от которых требуют билеты, выданные от русского консула. Без билетов не пускают на берег. Конечно, это только в (те…). Я прошёл вдоль сахалянских «кабаков». В одном два русских солдата выгружают из мешков пустые бутылки и заполняют их «хорошей, дешёвой водкой». В другом широкобровый мужик, баба на веселее и их компаньон «причащаются». В третьем…. У «Японской харчевни», совсем ещё новой, зелень – срубленные дубки воткнуты пред открытой, сараеобразной харчевней. Водки не видно. Столы под пестрой клеёнкой, два типичных коренастых японца.
От перевоза внутрь города ведёт улица, собственно – начало улицы, обставленная с обеих сторон типичными китайскими лавчонками, (… лавками), цирюльнями, с китайскими вывесками, с пучками бумажных лент и пр. Везут – грязные, тяжёлые, неуклюжие китайские двуколки с вертящимися осями, с трудом вытаскиваемыми парами плохих лошадёнок или волоком волами, понукаемых ударами бича и отчаянными криками. Выше намечены прямые улицы: две канавы с плотными сторонами, выровненное полотно улицы… Работы по прорытию канав и выравниванию улиц идут сейчас. С боков улицы пока ограничены огородами, обнесёнными удивительно беспечными, лёгкими изгородями: из прутиков, палочек…. Чуть ли не простой чертой. Огороды – главное занятие в Сахаляне. Огурцы, морковь, лук, капуста — русская и китайская, картофель, бобы, баклажаны, кукуруза, фасоль, табак и ещё что-то (не припомню…). Ещё дальше, в глубь и вверх (а может быть вниз) по реке, встречаются настоящие китайские дома, с высокими деревянными трубами рядом, из земли (из-под нар), с мелкоклетчатыми, заклеенными бумагой окнами, часто очень художественного рисунка. На улицах (впрочем — ограниченные промежутки между домами трудно назвать улицами) играют весёлые дети, полные, на вид – цветущие, злые собаки; старуха – нянька с ребёнком. В огородах полют, окапывают, садят вновь туда, где уже собрали раз, а может быть и два… Ближе к берегу – много плотников, пильщики; строят харчевни в виде землянок в яру реки.
Я шёл вверх по Амуру над яром. Страшно загрязнено человеческими испражнениями, жидкими, говорящими о скверном состоянии пищеварительного канала и … стола, конечно. За городом – огороды, пашни, выбитая трава. Мои ботанические сборы были ничтожны, так как почти всё было взято раньше.
Телеграфные столбы с одной проволокой, хотя и с тремя изоляторами, подходят к берегу Амура и оканчиваются крашеным столбом с изоляторами особенного вида, чёрными. Проволока здесь кончается; кажется — спускается в землю, вдоль столба, прикрыта (жестью). В высоком берегу каменоломня.
Пропустивши один рейс перевоза, я на следующем поехал в город. Та же публика. Едут навеселе. У многих – «контрабанда». Один спрашивает, можно ли вести початую бутылку, другие — прячут «покупки» в карманы, в широкие штаны, под (шляпы), в гостеприимную каюту рулевого (по его приглашению). Один показывает бутылку заграничного коньяка, купленную в Сахаляне за 70 (копеек). Всё это благополучно миновало заставу.
У меня была чёрная, большая сумка с растениями и фотографическим аппаратом. Даже не посмотрели, что в такой огромной сумке.
13.VII.08. Сегодня, в воскресенье, когда наш пароход брал у перевоза свою баржу с живым грузом (рогатый скот), можно было видеть, какая масса благовещенцев едут к китайцам на дешёвую попойку. Снял с парохода фотографии.
Из Благовещенска вышли в четыре часа дня 13 июля. Час провозились с прицепкой баржи.
По течению пароход идет быстро, — вёрст двадцать в час. Устье реки Зеи и Амур в этом месте в настоящее время представляет невзрачную картину быстрых узких проток, низких галечных островов, сидящих на мели плотов…
Фарватер Амура проходит по столь узкой протоке, что только-только разойтись двумя пароходами с баржами, как это было с нами. Ниже Зеи и сейчас (десять часов вечера, в ста верстах ниже Благовещенска) Амур имеет вид солидной реки. Левый берег низок. Китайский больше возвышен, гористый. Ровно в семь часов вечера прошли китайский город Айгунь. Фотографировать было поздно. Снял солнце, берег и пр. Говорят, будет «ночной вид».
14.VII.08. Ночью стояли вследствие тумана. Вечером, после заката солнца, проходили мимо двух гор на китайской стороне.
— Как называется это место?
— «Низменно»- отвечает лоцман. Против, на русской стороне, раньше был выселок или станица Низменная; их топило, перешли на другое место.
Сегодня, в шесть часов утра останавливались у станицы Поярковой. Был ещё туман. Шли со свистками. Палуба мокрая. А уже двадцать градусов Цельсия.
Станица большая, со многими хорошими деревянными одноэтажными домами под цинковыми крышами, крашенными. Небольшая деревянная церковь. Кругом много сочной яркой зелени. Вообще оба берега Амура, особенно же правый, гористый (невысокие горы), а потому далеко видимый, поражает своей чистой изумрудной окраской. С берегов часто доносится запах ивы, полыни…
На берег в Поярковой вышли бабы с хлебом, молоком и прочим; мужики – амурские казаки – сидели на брёвнах и курили трубки. Во всей Руси они верны своей лени.
Через час прошли Васильевку. Тоже значительная станица, с часовней. Растительности меньше. Горы за рекой покрыты лесом. Против Благовещенска, на юг и юго-восток – равнины, на юго-запад начинается повышение к этим горам, среди которых проходит верхний Амур. Там горы голые. Русские часто рубят лес в Китае, поблизости…
Кстати, о Благовещенске несколько заметок. Город, на российский масштаб, очень приличный: широкие, прямые улицы, немощённые, в сухое время пыльные, в дожди – довольно грязные. Домов каменных довольно, есть прекрасные, как, например, «Чурин и Ко», «Кунст и Альберс» — с превосходными, чисто столичными магазинами, гостиница «Россия» и др. Магазинов много, главным образом по Большой улице. Видел два базара. Есть каменные корпуса. Телефоны и электрическое освещение, хотя, пока очень слабое, мало фонарей. Много извозчиков, все – рессорные пролетки, очень много на резиновых шинах. Такса, после двухдневной весенней (в этом году) забастовки, такова: первые четыре квартала – 20 копеек, каждый следующий – 2 ½ копейки; в час — 60 копеек. Чистые экипажи – главным образом американки. Много ломовых извозчиков. Велосипеды. Автомобилей не видел. Тротуары деревянные, плохи. Садов общественных – мало, не важные. Особенно плох бульвар на берегу Амура: тополь и чёрная береза, полузасохшие, тени никакой. Надпись: «Бульвар вверяется попечению публики». В конце города, около устья Зеи, есть сады «Российского общества туристов» и «Общества любителей спорта». Я был в первом: тополя, лиспидеца, дубняк, высокая трава, с которой ведут борьбу из-за дорожек. Немного насаженно лиственниц; небольшой цветничок на плацу против здания с верандой…. Есть общество садоводства. Есть и фруктовые сады, ещё новые. Мне не удалось побывать в них. Говорят, что у богатых молокан, например, у Семерова, сады обносят высокой каменной стеной, чтобы не вымерзали от ветров. Здания гимназий (мужской и женской) старые. Для мужской строится новое, очень большое.
Много китайцев: купцы, торговцы овощами, чернорабочие, парикмахеры в разнос и тому подобное. Есть японские магазины, парикмахерские, прачечные, часовые мастерские.
Центр жизни летом – берег Амура. Есть нечто — вроде набережной. В одном месте, против или около царских ворот (триумфальная арка к проезду в 1891 г. наследника) деревянная, ниже – каменная; по верху — перила из утлого бревна, столбы для причалов. К реке ведут спуски и лестница. Пароходы пристают прямо к берегу, друг к другу. Только у Амурского общества, да против гостиницы «Россия», есть две пристани. Конечно, есть красивая, чистая, со штатом служащих, но сама, почти ничему не служащая, казённая пристань. Здесь, в Благовещенске, сходятся три различных водных пути: вниз по Амуру – для больших и глубоко сидящих пароходов; вверх до Сретенска – пароходов средней величины и по Зее – малые. Особенно оживлены Зея и верховья Амура.
В четыре дня ожидания в Благовещенске я видел ежедневно отходящие пароходы, по два, по три в Сретенск и в Зею-Пристань. Может это объясняется тем, что по этим путям везут груз по мелочам.
Одиннадцать часов вечера. День был пасмурный, ветреный. К полудню на горизонте залегли синие дождевые тучи. Когда дали свисток для остановки при устье реки Бурея, часов в двенадцать дня, пошёл дождь, легкий гром.
Я переоделся в «походную» амуницию и пошёл на остров, к которому мы пристали, около баржи, в 1-2 верстах выше станицы Скобельциной. Трава мокрая и я с первых же десяти шагов брел, как по воде. Листья на многих растениях были повядшие, даже засохшие, слышен запах пряных растений. Земля при выкапывании растений оказалась совершенно сухой. Очевидно, шёл первый дождь после продолжительной засухи. Особенно выгорели гривки. Остров зарос редким, невысоким лиственным лесом, может быть значительно вырубленным (есть пни), кустарниками, а по обширным прогалинам – высокой травой.
Заложил (гербарий): ивы, берёза белая, черёмуха, яблоня, осина, неклён (?), ясень, бархат, акация (?), виноград, шиповник, розовая таволга, ильм. На берегу — дрова из чёрной березы. С бедным сбором и совершенно мокрый вернулся я на пароход как раз к отходу. Здесь выгружали с баржи рогатый скот и баранов привезённых из Забайкальской области. Видел много горлиц, пауков, как ягоды ландыша.
Прошли устье реки Буреи, отделённое от Амура рядом выступивших из-под воды галечных мелей, как это было и в устье Зеи. Бурея меньше Зеи. Пароходы ходят с большим трудом. Теперь малая вода и крестьяне из посёлков по Бурее (Домикан, Каменка и др.) в поисках пароходов в их места, заходили ещё в Благовещенске, на наш пароход, и рассказывали, что уже несколько недель нет к ним пароходов; один не может выйти из Буреи из-за переметов. Один лежит совершенно разбитый, с измятой даже трубой, так как его опрокинуло быстрое течение и несколько раз перевернуло.
На левом берегу Амура и Буреи, при самом их слиянии, высокая голая сопка, по ней проходит телеграф, виден высокий шест, обычный около казачьих посёлков. Под холмом – долина посёлка Скобельцина.
Высаживали пассажиров в большой станице Иннокентьевской, верстах в двадцати от Скобельцина.
Поздно вечером подошли к Пашковой, где с большим трудом тоже кого-то высаживали: темно, ветер. Отсюда начинается Хинган.
Темные силуэты гор стояли с обеих сторон. Я долго сидел на верхней палубе и любовался загадочной картиной реки в горах, когда ни гор, ни реки, ни неба – ничего не видно: полный простор фантазии. Редкие отдалённые молнии на момент освещали иногда трепетным светом и волнующуюся реку, белую под светом электричества, и чёрные массы гор…
Сейчас около двенадцати часов ночи. Дождь, совершенно темно. И как «они» (поведут) – удивительно! Впрочем, и «они» там, на верху, волнуются. Крикливый лоцман, с руганью командует: — «Держи полявей, лявей, тебе говорят! Выправляй! Маненечко вправо, поправей!». Машина работает не ровно, то плохой ход, то полный.
Говорил с местным казаком. В костюме городского лавочника, живой, цветущий ещё молодой мужчина. Дед держал почтовую гоньбу 25 лошадей. Теперь живут в (Ма…) (ниже Радде). Родина дала (…..). Продают пароходам дрова. Цена за сажень 3 рубля 80 копеек. В прошлом году – четыре-пять рублей, а раньше – до семи и до десяти рублей за сажень. Дрова: берёза, дуб, ясень, вяз. Пчеловодства нет. Ниже, около Екатерино-Никольской, на китайской стороне, находят диких пчел и их мёд. Золото в Китае моют, но не много.
Свисток, куда-то подходим брать дрова. Уже двенадцать часов ночи. Стоят до одиннадцати часов утра.
15.VII.08. Пароход «Генерал Кондратенков», подходит к Екатерино-Никольской, где я собираюсь высаживаться, чтобы посвятить несколько дней ботаническим сборам. Идёт дождь, дует сильный ветер. Только что пронёсся шторм с сильным градом и дождём. Всё скрылось, пароход засвистел, зашатался; по палубе оглушительно забарабанило, река побелела от брызг…. Град был величиной до голубиного яйца. Я в это время укладывал свои вещи. Не хорошо, если под такую погоду высадят на берег.
Утром стояли в Бурейских горах ниже станицы Раде и брали дрова до одиннадцати часов дня (с двенадцати часов ночи). Я успел сходить на горы, собрал немного новинок (одна или две орхидеи). Лес по горам, до верху, дубовый. Внизу есть чёрная берёза, ветлы (ивы). Кустарник, главным образом орешина, дубняк, бузина, немного шиповника, липа. Много черёмухи по берегу. Костяника.
Необыкновенной величины паук, на паутине в три-четыре сажени длиной. Их много. Главное, паутина так крепка, что на ней легко висит ветка берёзы с десятком листьев.
Между сёлами Хинган и Паникарповка, против и ниже «4-й пади», на левом (русском) берегу Амура много «хищников», главным образом китайцы (почему-то здесь говорят – «корейцы»), и немного русских моют золото. Видел ямы на самом берегу, в галечнике, по ручьям. Видны люди, то роющиеся в ямках, то «моющие» на лотках прямо в Амуре…. Таких, «хищников» я видел десятка два, группами. Есть землянки.
16.VII.08. Станица Екатерино-Никольская. Вчера пришли сюда часов в пять-шесть. Я «высадился» и устроился ночи на две в доме казачки-вдовы Худенёвой. Вечерком прошёлся по набережной улице станицы. Большая станица, много хороших деревянных домов, чистых, даже с цинковыми крышами, с приветливыми окнами. Среди станицы – церковь, небольшая, деревянная, на холме, в густом саду. Сад имеет до пятнадцати различных древесных пород: клён, липа, ясень, бархат, дуб, берёза белая и чёрная, осина, ольха, ель, яблоня, черемуха, боярка, акация. Всё это я видел, пройдя бегло по двум дорожкам этого «ботанического» сада.
В станице есть почтово-телеграфное отделение, школа, сотня казаков, несколько лавок. Здесь пристают почти все пароходы. Улица вчера имела праздничный вид (казаки и …): парни, девки, пьяные.
Мои хозяева много говорили о своих «дрязгах» с казаками. Хозяин – солдат, живёт невенчанный с казачкой, пользуется, якобы, всеми казачьими угодьями. Ну, казаки и недовольны.
Встретил вчера студента Верхопрахова, исключённого из Киевского университета за осенние беспорядки.
Ночь провёл ужасную: всю ночь «сгребал» (буквально!) с себя, с подушки клопов…
Утро скверное: пасмурно, дождь, ветер. Небо сплошь в тучах, надежды на прояснение мало. Обидно!
Уже полдень, а дождь идет… Оставаться здесь не думаю, не стоит, не дождёшься хорошей погоды.
Ночью был почтовый пароход снизу. Опять неудача: готовил письма…
Рядом в комнате сидят за шитьём мать и дочь-казачка. Одна жуёт серу и «артистически» щёлкает… На нервного человека это разнообразное щёлканье действует невыносимо. Разговор всё время идёт отрывочный, с руганью матери и «огрызками» дочери. – «Ты чо смотришь? Где у тя шары – то?».
Пришла, «по пути завернула на минутку» гостья и сидит, зубоскалит больше часа… То шёпот между девицами, когда мать выходит, то разговор о туалете: — «У меня подсыхает. Говорят, выдавливать хорошо».
Наконец, гостья пошла, но остановилась в дверях и опять разговаривает целый час….
Дождь непрерывно шёл до пяти часов дня. Ветер усилился до такой степени, что наш дом буквально дрожал, это чувствовалось, перегородки трещали.
Ветер разогнал тучи, выглянуло на минутку солнце и опять скрылось. Дождя до ночи больше не было.
Я пошёл по станице. Ветер рвал, сбивал с ног. Река изборождена белыми гребнями волн. Фотографировал станицу, но едва ли удачно: на ветру не возможно было стоять неподвижно.
По берегу реки когда-то был бульвар из аллеи яблонь и черёмухи. Яблони кое-где остались; в одном месте даже в два ряда. Кроме церковного сада есть ещё станичный сад, рядом со станцией, ниже её по течению Амура, против помещений казачей сотни. Теперь он запущен. Видна длинная, прямая, поросшая в настоящее время травой аллея, вырубленная в роще разнообразных лиственных пород, от черёмухи и осины до акации и клёна. В дальней части этого сада я выпилил куски липы и акации. Было уже поздно, в роще темнело, а данная мне китайцами-плотниками узенькая ножовка пилила плохо, так что я не успел закончить «порубку» и взять ещё клен и орех.
В станице есть читальня. Узнал о её существовании поздно и не успел побывать.
Рассказы о съезде в Благовещенске зимой 1905-1906 гг. уполномоченных от станиц и округов, по два на станицу с округа, всего 22 человека. Было вынесено много резолюций, весьма революционного характера (например, отказ от казачьей службы), был выбран член в захватный комитет, управлявший тогда Благовещенском. За всё это, по «умиротворении» края, последовали кары: уполномоченные и три посторонних человека были преданны военному суду (как казаки) и присуждены от года крепости до шести лет каторжных работ (учитель из станицы Поярковой; в этом деле пострадало 8 учителей). На учителей станичных школ и до сих пор обращается особенно внимательно неблагосклонное око начальства.
На этих днях возвращался из поездки по области наказной атаман Амурского казачьего войска (он же и генерал-губернатор), фамилии его не знаю, — и в хуторе (так называют теперь бывшие посёлки) Пузино, прямо с парохода, неожиданно для всех, пошёл в школу. Ни учителя, ни учеников – каникулы. Добыли нескольких мальчуганов, произвёл экзамен по части титулов, — плохо.
— «С настоящего же дня чтобы не было здесь этого учителя!» — последовал приказ со стороны атамана. — «Он и к церкви их не приучает и в чинопочитании не воспитывает…». А учитель в это время был в соседнем селении у больного дяди.
Питание у казаков средней зажиточности: основание всего – «разливан» — в котле, в кипяток распущен кирпичный чай и молоко, иногда добавляют масло и яйцо, все тщательно растирая, даже чай. Вкусно. Пьют с солью (сахару не видел в оба дня), хлебом и сухарями. Свежая варёная картошка, с солью. Редко – варёные яйца и молоко.
-«Сами не едят, норовят всё стащить на пароход, чтобы потом вырядиться» — говорит хозяин-солдат.
17.VII.08. На пароходе Амурского общества народной торговли «Цесаревич».
Вчера вечером, предполагая ожидать пароход до утра, я купил свечу и занялся работой на всю ночь: лечь спать, погасить огонь и отдать себя ещё раз во власть клопов – я даже и подумать не мог. Скоро мириады их высыпали на стены, на пол, повалилсь на стол…. Я не мог оставаться равнодушным зрителем, — прерывал свою работу и истреблял их массами огнём.
В двенадцать часов ночи пришёл пароход, и я с радостью покинул клоповник. В каюте, после тщательной очистки своих вещей, я с удовольствием и покойно растянулся на диване спать…. Вдруг стук. Открываю – новый пассажир. Скоро разговорились и проговорили до четырёх часов утра.
Он – врач, служит в МВД, командировочный, разъезжает по трём округам (Радде, Екатерино-Никольское и Михайло-Семёновское), недоволен постановкой медицины, постоянными и часто совершенно ненужными поездками, ругает фельдшеров (обычная история у врачей). Живёт здесь десять лет, охотник. Интереса к занятию, хотя бы чисто профессиональному, кажется, ещё не утратил; об этом не только он сам говорит, но видно было и из наших долгих разговоров.
Между прочим, он сообщил, что в этой части Амура есть розовый ландыш, три вида винограда (черный, белый – это настоящий, дикий вид, и виноградина), три — мака (белый, розовый и красный).
Был он вчера немного под хмельком. «Вы, как естественник, конечно, знаете…», — повторял он постоянно в своих разглагольствованиях по бактериологии, которая его, якобы, особенно интересует. Но говорил с большим апломбом, так что я его скоро довёл до сознания: «Знаете, именины свои справлял, компания собралась, выпил больше, чем следует — ну и вот путается в голове…».
Утро сейчас ясное, ветер. День обещает быть жарким и ветреным. Как будто смеётся надо мной природа: после Мазановой на всех моих остановках – дождь. Посмотрим, что будет в Хабаровске.
Повара чистят осётров. Третьего дня в Екатерино-Никольской студент Вертопрахов с компанией в течение одного часа поймал семь небольших осётров.
Вечер. Сегодня Амур целый день неприветливый. Левый берег низкий и плоский. Посёлков на самом берегу почти не видно. Только большая станица Михайло-Семеновская стоит на самом берегу, голом и плоском. Станица же Петровская, с почтово-телеграфной конторой, что-то далеко от берега, не видно; на берегу же только шесть домов. Берег здесь сильно подмывается, зелёный, но ещё меньше уютный, чем в Михайло-Семёновской.
Правый берег, в общем, живописнее левого. После устья Сунгари, которого заметить из-за множества островов и проток с парохода нельзя, к самому Амуру опять подходят горы: невысокими хребтами, направление которых почти перпендикулярно направлению реки. Хребты эти часто разделены широкими долинами. У воды горы оканчиваются скалистыми обрывами. Часть скал и береговых камней, покрываемых водой в полноводье, теперь черна, блестяща. Горы покрыты редким лесом. Амур в этих местах широк, или скорее – расплывчат. Воды не много. Выступило много песчаных островов и кос, над которыми ветер вздымает беловато-жёлтые облака пыли.
Пароходы попадаются редко. Плотов («паролы» называют их здесь) совершенно не видно. Очень пустынно…
На китайской стороне видна кое-какая жизнь: селения, отдельные дома, говорят – военные пикеты, лодки. Недалеко от Михайло-Семёновской на китайском берегу виден телеграф с двумя проводами. Это бывший русский телеграф от Михайло-Семёновской, по берегу Сунгари, до Харбина. Теперь им пользуются китайцы.
Мне много хвалили почтовые пароходы Амурского общества пароходства и торговли. Еду я сейчас чуть–ли не на самом лучшем из их пароходов «Цесаревич», но расхваливать не стану. Грязно, старо, малоудобно. Правда, всё сделано прочно, основательно. Пароходы все у них двухколесные, одноэтажные. Первый класс – в носовой части, второй – в кормовой, третий – над пространством между первым и вторым классом. Помещение первого и второго класса не в трюме, а расположены, в виде отдельных кают, на первой палубе. Буфет, лакеи, горничные. Повара – китайцы. Обед очень хороший (суп, жареная осетрина, мороженое и чай) – один рубль. Полный пансион в сутки – 2 р.50 коп.
Пассажиров много, но все сидят по каютам. Первый класс занят весь, главным образом – офицерами.
Немного ниже Михайло-Семеновской, на левом, русском берегу Амура, есть две (а может быть и больше) группы гор, высоких как все горы Амура, стоящих совершенно уединенно на равнине. На карте они не обозначены (карта «Южная пограничная полоса России», лист VIII).
Ночь. Тепло. Пароход стоит у китайского берега. Берут дрова. Видна гора; кажется, есть лес. Жаль, что не днём эта остановка,- нельзя собрать растения.
На берег пришли китайцы, среди них человека три солдат, двое с ружьями. Их обступили, расспрашивают; особенно пристал к ним один русский солдатик. Разговоры в столпившихся на берегу группах пассажиров и пароходных служащих скоро приняли митинговый характер… Офицеры, выкупавшиеся недалеко от парохода, прошли стороной, покосившись на нестеснявшихся «ораторов» и поспешили убраться на пароход. Настроение удивительно бодрое и … разное.
Берега Амура невысоки, подмываются водой, обваливаются, обнаруживая сложное строение своего, главным образом песчаного, грунта. Слои идут то горизонтально, то наклонно. Трава на обваливающихся берегах представляет такую куртину: земля, сухие стебли и листья, зеленые листья, метёлки.
18.VII.08. Подходим к Хабаровску. Раннее утро.
Я успел увидеть город, живописно раскинувшийся на гористом берегу. Было далеко, рассмотреть не удалось, так как начался ливень с грозой…
Часов в восемь утра я был на берегу и фотографировал рыбный базар и прочее. Дождь перестал, временно даже показывалось солнце.
Высокая деревянная набережная, на прочном грунте – сланцах, образующих высокий гористый берег Амура и выступающих из его вод в виде голых, облизанных водой масс. По ребристым выступам сланцев, ещё мокрых, с лужицами от недавно прошедшего дождя, я пошёл к лодкам и толпившимуся там народу. Идёт оживленная торговля рыбой, — прекрасной живой рыбой…. Ловят её китайцы, корейцы, русские, гольды. В лодках, гольдского типа (плоское дно, обрезанная корма, плоский приподнятый нос), были: сазаны до 20 фунтов (с 5 ½ — 40 копеек), толстолобик (похожа на кету и нельму, недавно «пошла»), сом (в 1 аршин длины – 25 копеек), караси в 5-6 вершков длины по 5 копеек штука, краснопёрка в 1½ фунта – 10 копеек, щука 3-4 копейки фунт, касатка — жёлтая, (похожа на сома, колючие плавники), длиной 6-7 вершков, цена за десяток 20-30 копеек. Калуга до 50 кг — мелкая, 10-15 и до 20 копеек фунт, лещ — широкий, с горбом, доходят до 20 фунтов. Кета летняя, горбуша (показалась с неделю) – 10 копеек фунт; рыба (как-то).
«Рыба есть, но нелегко её добыть» — говорят русские рыбаки, показывая мозолистые руки.
Дальше, при устье речки Плюснинки, на берегу же Амура – торг зеленью; торговцы – китайцы.
Снял фотографии с многих торговцев – гольдов (грузили в свою лодку муку) и тунгузов. Женщины тут же дали сфотографировать их; — были, как и мужчины, в национальных костюмах, грузили покупки в лодку.
Пригласивши своего пароходного знакомого г. Фрей, приказчика Владивостокского купца, и оставивши свои вещи на пароходе, который отходил из Хабаровска в Николаевск на другой день в четыре часа дня, я пошёл осматривать город.
Он очень похож на Киев: высокий гористый берег, много зелени, чудный Днепр — Амур, обширный горизонт. На самом берегу, и на самом высоком месте – городской сад, с хорошей липовой аллеей, (лампы, …..) ресторан, тиры, превосходная небольшая открытая сцена для оркестра. Памятник Муравьёву – Амурскому очень хорош. Заложен памятник Дежнёву в день празднования пятидесятилетия присоединения Амура. Старушка-японка, няня с ребёнком, вся — заботливость…
Городской Гродековский музей — закрыт; открыт для публики два раза в неделю. Осмотрели двор музея: много старинных русских и китайских пушек; скелеты кита и его спутников зубастых, вырывающих куски мяса из китов – (не помню названия). Характерно: харбинский японец привёл в музей своего земляка, внимательно осмотревши, что было можно, они деловито пошли куда-то, невысокие, кроткие, в пиджаках. Ещё: идут по саду три юноши с купания, свежие, весёлые, с гвоздиками в петлицах. Недалеко за ними идет серьёзный, в чёрном, японец с книгой.
Искали директора музея Л.Н. Русакова и в поисках этих ознакомились с половиной города: три горы и две речки (скорее – грязных лога). Артиллерийская — ближе к реке Сунгари, речка Плюснинка, средняя гора, речка Чердымовка и Военная гора. По средней горе – главная улица (имени Муравьева – Амурского), с дорогими домами и магазинами. Улицы не мощены и страшно грязны. Поправляют водопровод, построенный в прошлом году; он зимой промёрз, и теперь его откапывают и спускают глубже. Это удовольствие обойдется городу в двести тысяч рублей. Груды земли, ямы – всюду.
За справками о Русанове пошли, наконец, к Реальному училищу, так как он оказался его преподавателем. Там познакомился и разговорился со мной «инспектирующий» Скибицкий (назначенный в Николаевск директором нового реального училища) и говорил о Японии, где он был в прошлом году от Русско-Японского Общества, и пр.
В 3½ часа в музее нас ждал директор, оказавшийся известным мне по Петербургскому университету. Музей богат, но содержится очень небрежно за отсутствием средств. «Маньяк» Гродеков сильно увлекался музеем и создал его, находя, как генерал-губернатор, средства. Теперь же отделение географического общества, имея три тысячи рублей пособия от казны, уделяет музею полторы тысячи, что для большого трехэтажного каменного здания едва хватает на отопление и прислугу. «Директор» знает музей очень плохо, и почти никакой помощи не оказал.
В музее отделы:
I. Естественно-исторический (гербарии, (декоративные), коллекции с выставки, зоологический – хорош скелет морской коровы, (один продан в Париж, с выставки), превосходные тигры и пр. Много керамики, но всё свалено в кучи.
II. Этнографический, где интересны вещи, награбленные русскими войсками в китайскую войну (часы из дворца богдыхана, одежда с покойного мандарина и пр.).
III. Зачатки художественного отдела, где есть недурные картины московских и петербуржских художников.
Из музея пошли на почту; ливень просидели на почте и в аптеке. Вечер провёл у Русанова, где и ночевал. Разговоры о бывших «людях» Пьянкова и Емельянова (отзыв Дейча о (п….) «противно зайти»).
19.VII.08. С утра день обещает быть ветреным. Пошёл на пароход, где ночевали мои вещи, и опять с г. Фрей – по городу и за город. По берегу Амура и Уссури пристани, камни. Вышли за город – сыро. На юге горы Хехцир в облаках. Из растений взял мало: цветы акаций, ореха. Осмотрел фруктовый сад в Хохладской слободке, по Корсаковской улице, у Нижинского. Два сорта слив (заграничная – красная, говорят, выведена из консервов и …..), яблоко-ранет, груши — дикие, крыжовник.
После обеда у Русанова, где его слуга (бой) китаец блеснул своим кулинарным искусством и наготовил мороженного на всю неделю, я переехал с парохода на вокзал. На пароходе спешно уложил взятые сегодня растения. Дорогой заехал в книжный магазин и купил двадцать третью книгу «знаний» за рубль 25 копеек (вместо 1 рубля).
На вокзале пришлось ждать с пяти часов до восьми часов дня. Сделал ещё одну экскурсию, так как вокзал за городом, почти ничего не принёс.
Против вокзала – небольшой садик с памятником: белая кирпичная пирамида с двухголовым уродом – птицей на верху; на одной стороне, к вокзалу, доска с надписью о сооружении Уссурийской железной дороги и заканчивается словами «Слава русскому солдату!».
В восемь часов выехал. Билет третьего класса до Томска стоит 46 рублей 25 копеек.
Переселенцы-хохлы, едут из города до ст. Марвино, получили «способие»… Причитания и восторги старухи по адресу «милосердных сестриц».
20.VII.08. В поезде Уссурийской железной дороги кругом сыро. Рано утром дождь. По обе стороны, то вдали то близко – невысокие горы, покрытые лесом. Лес и около полотна железной дороги, смешанный, различаю: дуб, липа, ясень, берёза белая (встречалось очень много), лиственница. На травянистых пространствах видны стога черного сена. Цветёт какая-то лилия. Не доезжая станции Бекин, видел в выселке превосходные гранёные столбы базальта.
Часов в 9-10 были на станции Бекин. Недалеко за ней, вёрст через пять, железнодорожный мост через реку Бекин. Она красива, полна, быстра, вся в зелени, исчезает под утёсами; ширина саженей 80-100.
Кажется, до станции Бекин же видел виноградники.
После моста через реку Бекин дорога идёт несколько станций по берегу этой реки. Видел селения.
В двенадцать часов были на станции Иман. Это посад, которому предсказывают хорошую будущность и возводят в звание города. Река Иман судоходна для небольших судов, пароходов. В семи верстах от Имана – станция Графская с многочисленными казармами.
Часа в два-три — станция Муравьёво-Амурская. Вздумал фотографировать хоть один уссурийский вид – рельсы и прочее с корейцем. Подходит жандарм: — «Нельзя снимать по линии железной дороги» — и тут начался разговор… Пошли к жандармскому офицеру. Пьёт на террасе чай с женой и господином в чёрном. — «Нельзя отзываться незнанием закона». Кончилось ничем, одним предупреждением, да, вероятно, наказом жандарму, который уже несколько раз проходил по вагону с испытующим взором.
Едут новосёлы. Рассказы, раздирающие душу!..
(Смотри в записной книжке). Из записной книжки:
«Муромцевский участок, деревня Ново-Николаевка, по реке Иману, в 50 верстах от станции Иман, основана в 1907 году.
— «Начальство не вселило вовремя, не дало распахать землю, а в самое жнивство… Осенью было 146 человек, через три месяца осталось не больше 40, остальные – «с голоду подохлы…» — повествует хохол.
На станции Иман живёт подрайонный переселенческий начальник господин Смирнов. Когда цинга начала уносить переселенцев, он «начал возить капусту и консервы», а когда весной пришли за пособием (полагается на семью 200 рублей), он и говорит: «Вы уже всё забрали капустой и консервами…». Капусту на станции Гродековой закупали по 30 копеек пуд, а на станции Иман (375 вёрст по железной дороге до Гродековой) переселенцам ставили её по два рубля пуд. Помощь оказывается более чем странным образом. (….) переселенцу 20-25 рублей в счёт пособия, «Не нужно тебе денег, вот бери плуг». Поневоле берёт и продаёт рядом денежному хозяину, или корейцу за полцены…
Лошадей взяли из воинских частей, старых, бракованных, со скрючеными ногами. Ставят рублей по 80-150, в среднем по 90-100 рублей. «Воны (лошади) так и ходют с ярлычками на гривы – гляди, что стоит и веди!..», «Забрано их было на наш участок штук тридцать-сорок, а осталось теперь штуки две, — все передохли». Одна баба рассказывала, что взяли осенью за восемьдесят пять рублей, работать не могли, так как она «дыка» (дикая), и теперь продают за десять рублей; винтовку взяли в счёт пособия за тринадцать рублей, а теперь уже продали за восемь рублей – «бо исты нечего».
– «Зачем же вы берете, что не нужно?» — «Да начальник говорит, нет у меня денег на пособие, а вот если хочешь – бери ружьё…».
Муку ставили 1 рубль 15 копеек зимой, а сейчас 1 рубль 25 копеек, с доставкой на участок – 1 рубль 80 копеек.
Возвращаясь из Имана на свой участок (Муромцевский) прошлой осенью с пособием, с мукой, платили корейцам, за перевоз через реку Иман, из Лукьяновки в Муромцевский, только поперек реки, саженей в пятьдесят три — пять рублей. В этом году устроили, наконец, паром.
— «Покойники лежат на дворе дней по семь-пятнадцать, а хоронить было некому, все лежали больные…».
— «Поп приезжал за всю зиму один раз, на Крещение…». «Корейцы брали за рытьё могилы по шесть-восемь рублей. А кто и платить и рыть не мог, то закапывали соседи на ¼ аршина, а весной всех снова хоронили».
— «Через три месяца откапывали, как живые лежат. У меня была девочка, восьми месяцев умерла, так как я болела, в груди ничего нет, она высохла и умерла. Так через три месяца как есть такая же» — повествует молодая баба с короткими, от тифа, волосами.
Все это рассказывают крестьяне из участка Муромцева: Тицкий Константин из Полтавской губернии Галльского уезда, приехал в 1907 году; Сосновский (католик) – из Киевской губернии Бердянского уезда, приехал 1907 году.
Церкви и школы нет. О церкви «подумываем»… Коровы на участке нет ни одной.
Разъезд Краевский, между Шмаковкой и ст. Свищи, солнце садится. Картина со всех сторон очень привычная: невысокие лесистые горки далеко разбросаны по обширной равнине, составляющей склон к озеру Ханка. Озера не видно, так как в той стороне солнце.
Равнина заселена довольно густо; селения малороссийские. Много сена черного…
Полосы хлебов пестрят на покатой равнине.
Купил свежего сотового мёда и угощал полвагона. Мёд хороший. Десять копеек – полное блюдце. На больших станциях бабы выносят продавать хлеб, огурцы, яйца, жареную рыбу, пироги, квас, молоко и пр.
Горы стоят, а равнина, обозначенная на топографической карте полосами болот, во многих местах покрыта лиственным сломанным лесом. По равнине масса хороших лугов. Во многих местах огромное количество жёлтой лилии. Отчего она цветёт здесь так поздно? В других местах очень много гвоздики.
Дорога идёт по самому краю материковой, наклонной от гор, равнины; недалеко начинается и тянется на закат до горизонта равнина явно озёрного происхождения: идеально ровная и горизонтальная.
Встреча в вагоне и разговор с черниговцами знающими Фёдора.
Станция Свиятка. Солнце садится. На запад от станции, в двух-трёх верстах начинается огромнейшее село Зиньковка, говорят — очень богатое, есть магазины.
21.VII.08. Понедельник. Между Никольск–Уссурийском и Владивостоком. Рано утром. Поезд идёт левым берегом реки Суйфун. Выемки скалистые. Кругом невысокие горы. На них лиственный смешанный лес, чистые места с покосами и с массой невыкошенной травы. Деревни часты.
Вчера, часов в девять вечера проезжали большую станцию Евгеньевку. Это огромный военный пункт: в темноте едва видны длинные здания казарм; стоят здесь артиллерийский парк конно-горной батареи, мортирный батальон, сапёрный и телеграфный батальоны… Насело тут очень много пассажиров, главным образом солдат. Едут до Никольск-Уссурийска. Ночью устроили безобразие: один из солдат оскорбил спавшую женщину.
День 21.VI.08 года провёл во Владивостоке. День пасмурный, лёгкий ветерок, прохладно; к вечеру дождь, грязновато.
Город сильно разбросан по берегу сильно извилистого и расчленённого залива, по склонам гор. Выше других живут летом войска: бесчисленные палатки их группами виднеются там и сям.
В четырёх верстах от городского вокзала – пригородная станция «Первая речка». Видны слободы: Рабочая, выше – Матросская, Нахальная (занята «нахалом», т.е. ночью выстраивают избы с печью и их нельзя было выдворить). Потом проехали Корейскую слободу, грязную, типичную, с высокими деревянными трубами рядом с домами; масса народу.
Потом поезд шёл рядом с новой глубокой выемкой в каменном грунте. Это опускают полотно, чтобы уменьшить подъём и спуск к городской станции, с которой потом едва вывозят двумя паровозами; кроме того, опустить железную дорогу ниже улицы, а сверху устроить мосты. Все эти работы, происходящие в центре города, по Светланской улице и другим, вместе с множеством построек новых домов, придаёт городу вид нового, сильно растущего. Выравнивают и мостят главные улицы, прокладывают рельсы для трамвая.
Вокзал скверный, грязный. Вещи свои не мог оставить на нём на хранение в течение дня, так как нет специального для этого учреждения, и никто не берёт. Пришлось перетащить их при помощи двух носильщиков – китайцев в ближайшую гостиницу (одна из лучших в городе – «Grand hotel») и оставить их на хранение швейцару.
Алеутская улица, Светланская – самая лучшая в городе, начинается от Амурского залива до Золотого рога и по его берегу; мостят её тесанным камнем, заливают цементом, посреди — две пары рельс для трамвая; над железной дорогой строиться мост. Превосходные магазины, русские и иностранные, мало японских. По параллельной улице Пекинской – очень много китайских.
Прошёл до Флотской пристани. Мальчики ловят удочками. Вытащили морскую звезду. Хотели бросить. Я взял и везу с собой; (сушу в бумаге, а потом, в вагоне, приколол к стене). Нанял китайца-лодочника (называется «юля-юля») и проехал на лодке до Адмиральской пристани, что против триумфальных ворот. Лодку гонит кормовым веслом, как рыба хвостом. Начался дождь. Китаец называл мне стоящие в заливе суда, но я плохо понимал его. «Царевна», «Тунгус», «Осторожный», какое-то итальянское военное судно. Дальше – купцы.
На берегу памятник Невельскому и кругом сад. Дальше, около триумфальной арки — музей Общества изучения Амурского края (филиал отделения Р. Географического общества). Музей меньше и бедней Хабаровского; особенно беден естественно-исторический отдел. Но содержится образцово.
Стрижка в японской парикмахерской (60 копеек голова и борода) – грязь.
Покупки и купанье в Амурском заливе. Здесь, говорят, лучшее купание: хорошая купальня, глубоко, правда, дно — каменистое. У берега, между камнями, видны крабы, какие-то длинные, в виде миног, рыбы: то серые, то зеленоватые… Из купальни прошёл на Семеновский базар и рассматривал японские товары. Много китайцев-носильщиков, взрослых и мальчиков. Ходят следом за покупателями и просят работы или – «Работа нету, куша надо!»… Вечером я видел их, измученных, медленно идущих к окраинам города, со своими странными заплечными снарядами для ношения тяжестей и корзинами. Я платил им вечером и утром за перенос своих вещей на ¼ версты по 10-15 копеек человеку, и были очень довольны.
Обедал в ресторане (Ищина), — низкий, с террасой на улицу (Светланскую). Терраса есть и в сторону двора, и с неё вид на бухту. Обед из двух блюд – 75 копеек, из трёх – 1 рубль, бутылка пива – 40 копеек. Публика странная: пожилые господа, иные с погонами военного ведомства (интенданство?), пьют шампанское, в конце Кюра-Сао… Офицеры со своими дамами громко смеются и пьют что-то игривое. Полицейский офицер обедает один и весь его большой стол заставлен закусками…
После обеда ещё походил по городу, полюбовался его бойкой жизнью, пёстрым населением (русские, китайцы, корейцы, японцы, итальянские матросы, индусы в чалмах и пр.). Пытался подняться повыше, видел далёкий горизонт океана…. По вершинам гор – батареи. Под вечер видел похороны директора гимназии и его ученика, утонувших в реке Сучан, на экскурсии: певчие, попы, музыка…
Купивши провизии, раковины, я вернулся на вокзал и часов в девять выехал на Запад.
22.VII.08. Еду по Маньчжурии, (до Пограничной — 4 тоннеля). Вот станция Пограничная, с оригинальным, хорошим вокзалом, странными — белыми с ног до головы чиновниками китайского таможенного ведомства, с китайскими солдатами. Вот Силин-хэ, откуда железнодорожная ветка в лес. Вот Мурэнь, где я обедал, живописная станция на речке, в которой купаются китайцы. Вот Дай-ма-гоу, где китайцы нанесли много малины в плетёных корзинках, по стакану величиной и продавали по десять, по пять и дешевле копеек.
Весь день едем горами, покрытых лиственным лесом, насколько это можно видеть из вагона. Полотно часто идёт вдоль речек, часто в каменных выемках. До Пограничной было четыре тоннеля. Сразу после ст. Дай-ма-гоу было три, и дорога шла вниз…
Лес – дубняк, чёрная берёза. Много жёлтых лилий, есть большие и мелкие красные. Опять появились огоньки (Frollins). Долго ехали по дельте реки Муронь. Всё её ровное дно занято обработанными полями китайцев: картофель, капуста, кукуруза, просо, какое-то, мак, и всё — ровными рядами. Китайцы работают на маковых полях, торопятся срезать незрелые ещё коробочки мака. Фанзы отдельные, целые деревни с видимой стороны, похожи на русские: тесовые крыши, обыкновенные окна. Чёрные свиньи.
Многие станционные постройки имеют вид крепостей: здания из дикого камня, кругом каменная или кирпичная стена с прорезями для стрельбы, с угловыми закруглениями. Думали в своё время что-то…
Станция «Эхо». Странная дорога Маньчжурская, т.е. Восточно-Китайская. Чья она? Служащие все русские. По станциям видны солдаты русские же, но и всюду же — масса китайцев; бойницы в оградах – крепостях во многих местах заложены. Сейчас солдат говорит, что по всей дороге (от Пограничной до Маньчжурии) стоит пятьдесят пять рот пограничной стражи, пятьдесят пять сотен казаков, и три или четыре железнодорожных батальона.
Перед закатом солнца проехали реку Мудан–цзан. Мост длинный. Здесь пока вижу мосты только каменные. Горы отошли, долина шире, селений больше, горы голы.
23.VII.08. Станция Маошань (Мойяршань). Прекрасное утро. Был туман, и походило на окрестности Петербурга рано утром. Туман прошёл, показались горы с лесом, поля, огороды — всюду зелень. Горы понижаются. Скоро степь. И теперь уже запах полыни и стрекотание кузнечиков.
На станции идёт оживленный торг. Китайцы за барьером выкрикивают свой товар: очень много малины, дёшево; «чушка мясо» — жареная свинина, по 5-10 копеек кусок обыкновенной порции; запах… неважный; яйца очень крупные, по 10-12 копеек десяток; жареные куры (у русских женщин) по 30-40 копеек штука; молоко в бутылках, хлеб белый.
Малина здешняя не пахучая, по виду красивая, ярко окрашенная, блестящая; костянки, составляющие ягоду – удлинены наверху в носик. (Имеется рисунок ягоды. Шляпа (имеется рис.).
Станция А-ши-хэ, последняя перед Харбином. Китайские вагоны полны, а потому и в наш ввалилось их множество. Горы остались позади и видятся невысокой изрытой грядой. Равнина, насколько видит глаз, засеяна бобами, просом (может быть это и есть знаменитый гаолян), маком, огурцами и т.п. Много деревень, отдельных фанз разбросано среди полей.
Перед самой станцией А-ши-хэ (так она называется на пассажирских билетах), проехали железнодорожный мост.
С полудня мыкаюсь по Харбину…. Остановился здесь на сутки, чтобы купить обычно вывозимые из восточной заграницы вещи – корзину, ананасы, вино и прочее, и взглянуть на этот, ещё так недавно знаменитый город.
Как вся Восточно-Китайская железная дорога носит на себе признаки заброшенности (вагоны не крашены, облезли, даже первого класса, внутри многое поломано; станционные здания тоже, часто с выломанными окнами), так и Харбин, по крайней мере, в той его части, которую мне удалось видеть. Роскошный вокзал в стиле modern – весь облупился; внутри недоделанные переделки. Извозчики парные.
Направо – город административный, с дорогими гостиницами; налево, за полотном железной дороги, через которую ведёт мост,- торговая часть, кажется так называемая «пристань», так как она занимает огромную площадь от железной дороги до Сунгари. Туда–то меня и привёз извозчик, в гостиницу «Париж», жуткое и грязное, одинокое каменное здание, первое от полотна железной дороги. Против фасада – болото; сбоку – шумная улица. Мостовая ужасна: выложена из крупных камней (в голову человека) и изрытая в настоящее время ямами чуть ли не в аршин глубины, она является орудием пытки и при езде, даже на рессорах, и при ходьбе. Там же, где нет мостовой, теперь находятся остатки феноменальной грязи: местами, засохшие кочки, хуже мостовой, местами – позеленевшие озёра полужидкой массы…. Особенно ужасна грязь около пристани на реке Сунгари. Там есть совершенно непроходимые переулки (например, около здания Объединения мукомольных мельниц); по другим — сооруженные из ящиков и досок удивительные мостки, свалиться с которых и попасть в грязь неизвестной глубины – ничего нет легче при том усиленном движении, которое идёт по этим двум доскам. Вся эта часть города – один огромный и грязный базар. Отвратительные харчевни, «рестораны», принимающие столовников по двенадцать рублей, с обедом и ужином, залитые полы и трава на них, масса мух (всё это видно с улицы), китайские лавчонки, цирюльни… Торговля в разнос, на панелях (скверных, из дикого камня). Одна часть — чисто китайский базар. В одной из его улиц – сплошь китайские публичные дома, куда зазывают сытые, полуголые китайцы: «Эй, капитана! Ходи, смотри девочка, шибко хорошая девочка!..», и чуть ли не тянут за рукав в какие-то грязные дыры. И это среди дня.
Главная улица в этой части – Китайская. Здесь ещё возводятся новые каменные здания, жизнь, значит, не замирает. Я объясняю это тем, что пристань – центр торговли хлебом, торговли огромной, так как обширная страна Маньчжурия, тяготеющая к Харбину, весьма плодородна и (почти сплошь) обрабатывается. На набережной и в ближайших частях расположились крупные торговцы хлебом со своими огромными складами. Есть на вывесках фамилии китайцев. По берегу железнодорожная ветка (много пар рельсов). На реке много пароходов и барж, ещё больше китайских шаланд. Выше пристани – понтонный мост, ниже – длинный и высокий железнодорожный.
Пыль всюду ужасающая. Движение на улицах огромное. Из домов несётся то дикое гортанное пение китайцев, то – «румынский оркестр» из гостиниц с ресторанами.
На западе – туча. Будет дождь. И грязь… Вечер. Гроза и дождь.
24.VII.08. Харбин после ночного дождя обратился в море липкой чёрной грязи. Я пошёл осмотреть Новый город. В нем гораздо чище, чем на Пристани. Мостовая, пожалуй, в исправности. Странный город! Прекрасные дома, самой новейшей архитектуры, стоят без ремонта, с облупленными дверями, обвалившейся штукатуркой. Огромные пустыри, заросшие бурьяном, отдаляют их друг от друга.
«Московские торговые ряды» — чудное полумиллионное здание – почти пусто, есть только два магазина (Зингер и Морозов). К магазину Чурина не мог пройти из-за грязи…
Мои надежды на Харбин, в котором все можно купить, не оправдались: не нашёл ананас нужной мне марки и готового кофе с молоком. Из «Парижа» едва успел попасть на вокзал, так как мой паспорт оказался к самому отъезду ещё в конторе, адрес которой (она в других домах этого же хозяина) никто не знал, кроме одного уехавшего куда-то служителя…. Едва-едва успел.
Выехали в час дня. Мост через Сунгари очень длинный. За Сунгари до самой ночи ехали по абсолютной равнине – зелёному морю! Ближе к городу, станции две-три – равнина занята посевами, деревнями, фанзами… Дальше пошла роскошная травянистая степь, с небольшими озерками. Пусто, никаких кочевников. Только возле станций видны небольшие группы скота.
Так было до ночи. Сначала я поместился в купе (вагон китайской железной дороги – лучший, из виденных мною!) с тремя пассажирами. Тесно; часто выпивают. Ушел и спал на проходе, на боковой скамье.
И день, и ночь были прохладны. Днём было много дождя. Было и солнце.
25.VII.08. Станция Джалань-тунь. Шесть часов утра. Стоим больше двух часов. Пропускали скорый поезд № 1. За ночь проехали остальную часть равнины, станцию Цицикар, реку Нон-и, въехали в горы Большой Хинган. И эта станция окружена горами. Пока ещё не высоки.
Около полудня. Всё время едем по долине реки Ял, медленно поднимаясь к перевалу через Хинган. Долина до 1-2 вёрст ширины, с плоским дном, поросшим морем травы, пёстрой от жёлтых и синих цветов. Как их много! Мой гербарий обогатился бы здесь значительно…. Сборы делать нельзя: на малых станциях – близко расстояние, но коротки остановки, на больших – наоборот.
По горам, довольно высоким, выше Уссурийских, лес, не особенно густой, кажется двойной, не видно из-за дымки и расстояния. Впрочем, около дороги есть кое-где молоденькие лиственницы или видны старые огромные лиственницы. Река Ял здесь не велика, сажен до 10 шириной: чиста, быстра, весела. По берегам тал, много того, что в (В…м) и вообще в Туркестане называют карагач (кара-агач). Есть ива с белым стволом. Часто чёрная берёза, дубняк, боярка.
Местами много полыней и слышен сильный шум кузнечиков или цикад – не разберу…
Населения почти не видно. Только около больших станций, как например, около Бу-хо-да, к которой мы сейчас подходим, есть покосы, копны, стога.
Станция Хинган, двенадцать-тринадцать часов дня. Между Бу-хо-да и Хинганом – знаменитая железнодорожная петля и туннель в десяти метровом пути. Длина 3¼ версты.
26.VII.08. Утро. На Забайкальской железной дороге.
После перевала через Большой Хинган заметно стало суше. Не смотря на пасмурный день и недавние дожди: лес на горах исчез с их южных склонов и залегал только по северным, выступая из-за хребтов в виде кустины. Широкая долина Джадунь делалась всё беднее растительностью, которая к городу Хайлару сделалась типичной сухостойной.
Тоннель и петля усиленно охраняются войсками, при входе в тоннель с восточной стороны на посту выставлены даже пушки.
Вечером были в городе Хайларе. Состоит из станционной русской части, похожей на сотни других более или менее больших станций, — и из китайской, в которой, по словам спутника – буфетчика из Хайлара, живёт китайский губернатор.
Ночью много хлопот: около трёх часов ночи поезд приходит в конечный пункт КВЖД – станцию Манджурию, здесь пересадка и таможня. Началась укладка и сортировка вещей. Во всех вагонах только и разговору. Допивают дешёвую водку, песни, бабьи голоса в соседнем отделении вагона. В Манчжурии сначала все высадились из поезда на вокзал. Скверный вокзал, ремонт. Потом осмотр багажа, сданного железной дороге. Я сдавал в багаж корзину и должен был в таможне показать все её содержимое: сукна, этикетки, бумагу, сушеные растения… Удивились такому необычному багажу.
Потом таможенный осмотр ручного багажа, уже в Забайкальском поезде. Остановка в Маодуне часа четыре, и половина этого времени в вагоне Забайкальского поезда. В это время и осмотр. Осматривали далеко не все вещи: у меня и двух компаньонов осмотрели одну корзину, два-три узла, ощупали висящее пальто, спросили – что в том или другом месте. Мне оставили четыре коробки ананас и ½ бутылки коньяку; за две бутылки рому и ½ бутылки кюро-со заплатил пошлину 2 рубля 21 копейку, что определенно (в…): пуд вина – 10 рублей 50 копеек; мои бутылки весили 8 — 9 фунтов. Ананасы оплачиваются 13 рублей пуд. Предстоит ещё один, а может быть и два осмотра (в ст. Тапхой и Иркутск). Неприятная это вещь!
Недалеко от станции Манчжурия (обычная большая станция, с депо) переехали «Вал Чингисхана» — неглубокий ров и вал около него, в направлении В-З, заросший травой.
Сейчас мы были на небольшой станции Бырга. От самой Манчжурии идёт степями и невысокими, мирными горами с зелёными, степными же склонами. Нигде не видно ни одного деревца. Трава совсем небольшая, по долинам и впадинам — ярко зелёная, как ковер чистый, по которому так бы и покатался; повыше, по склонам гор – чуть сизее, бледная – от полыней. Местами блестят небольшие речки (Борзя, Тувга). Видны журавли, кулики; носятся краснобрюхие ласточки. До станции Борзя степь и склоны увалов пестрели зелёными пятнами – буграми жилищ бесчисленных сусликов, очень сытых, в 10-20 саженях от дороги преспокойно пасущихся, не смотря на свистки.
Но что особенно оживляет эти степи – это бесчисленное множество скота: то там, то в другом месте видятся огромные табуны лошадей, белые (……) стад баранов. Видны люди, буряты — наездники. Меня, знающего Киргизскую степь, степи Средней Азии, подобные картины радуют как что-то родное, давно невиданное.
Заметил цветы маленьких ирисов, примул. Около линии железной дороги вскачь несутся буряты на маленьких резвых лошадях.
Станция Оловянная, полдень. Стоим на берегу реки Онона – значительной, быстрой и сильно мутной речки. У самой станции мост в четыре пролёта врезается в гору левого берега.
Позже. Сейчас прошли перевал между станцией Бурятской и Седловым разъездом, и быстро катимся в сторону реки Шилки, к станции Адриановской, а за ней – к Карымской. Горы покрыты сплошным лесом.
Вечер. Темнеет. Из каменной выемки, по мосту приехали на Китайский разъезд. Здесь замыкается круг, сделанный мной по Амурскому краю.
27.VII.08. Вчера вечером в Карымской писал письма, вспоминал, себе ничего не нашёл. В полночь были в Чите. В наш вагон сели пять юношей, едущих в Оренбург поступать в кавалерийское военное училище. Один был пьян.
Сегодня с ними было много разговоров; я устроил им, по их просьбе, экзамен по истории. Два-три знают, а двое (в том числе высокий, вечером пьяный) – молчат. Говорят больше о выпивке, о сапогах. Но бродят в их головах и здоровые мысли. Мои спутники от Харбина – иркутяне. Один – еврей, молодой, едет из Охотска, где разведывал золото, — весел, пьян, рассказывал анекдоты. Другой – средних лет, бывший солдат, теперь приказчик в «Кунст – Альберс» во Владивостоке, выпивает и молчит или странно возбуждается против того, что его возмущает (карт, офицеров). Ещё не перепаханный человек…
Дорога весь день шла то высокой холмистой равниной, то горами, которые становятся всё больше и больше лесистыми. Около Петровского завода – уже прекрасный сосновый и лиственничный лес. В Петровском заводе с 1830 по 1840 год жили декабристы и их жёны: Трубецкие, Волконские, Анненские, Муравьёвы, Нарышкины, Давыдовы. Из декабристов только Горбачевский жил в 1870-е годы в Петровском заводе.
Деревни и сёла чаще.
Весь день пасмурный, часто идёт дождь, горы в тумане.
К северу от Читы, вёрст 50-60, посёлок Подволока (Титовский ст.); недалеко от него, в горах Яблоневых, есть гора Саренакан с вечным снегом.
28.VII.08. Ночью проехали Верхнеудинск.
Сейчас утро, ясное, свежее утро. Справа стелется озеро Байкала. За ним смутные очертания туманных гор.
Станция Танхой. Стоим больше двух часов. Таможенный досмотр. Благополучно. Ходил на гору за селение. Огромные пни, морошка, брусника, малина…. Снял фотографии с (дымком). Потом был на берегу озера. Снял. Перед приходом в Танхой видели отходящий за озеро пароход.
После обеда: едем по Кругобайкальской железной дороге. Чудные виды. Туннели (…).
28.VI.08. Вторник. Из Иркутска вчера выехали в одиннадцать часов одиннадцать минут вечера по местному времени. При посадке давка, ругань. Я еду в обществе пяти молодых людей – забайкальских казаков, едущих из Читы в Оренбург, для поступления в юнкерское училище. Одна печаль их души…. Но слышать могут. Под вечер подъезжаем к Тулину. День ясный, жаркий. Леса превосходны. Постройка второго пути или перестройка горных участков…
30.VII.08. Нижнеудинск. Канск. Ночью Красноярск.
31.VII.08. Ачинск. Подъезжаем к Мариинску.
Прочёл книжку «Безработные. В связи с постройкой Амурской железной дороги». Изд. С.Я.Имшенецкой в Чите.
Встретили знакомые фамилии или названия мест?