Дионисий Васильевич Батов. Биография из очерка 1913 года

На этом новом посту Дионисий Васильевич был добрым пастырем, пекущимся о своих овцах. Каждому члену паствы — в его душе было отведено место и он заботился о всех: их скорби были скорбью его души; их радости радовали его. Он был неусыпный страж своих духовных чад на скользком жизненном пути, воодушевлял словом, примером на себе. Если случалось, что кто-нибудь из христан заболеет, или постигнет кого какая-нибудь скорбь, Дионисий Васильевич шел навестить, помолится у постели болящаго, утешить его добрым словом, приветом; подать совет в неудаче, научить, как нужно поступить; помочь милостынею неимушим. И везде, всем и всюду: совет —кроткий и любовный: «Терпи, почтенный, Бог посетил тебя» и «Надеющийся на Господа, яко гора Сион, не подвижутся во веки». Эти простыя, но глубокия слова, и тот спокойный, добрый взгляд, вообще весь его вид — удивительно простой, но окруженный каким-то внутренним светом — вселял в окружающих веру в его слова. Легче становилась болезнь страждущаго, меньше казалось горе печалующим. Все с надеждой внимали его словам: «Яко злато в горниле огнем очищается от праха, так и человек страданиями очищает душу от грехов». С его посещением всем становилось легче, спокойнее. От него распространялся мир, благолепие, тихая радость, как от какого-то светлаго видения.

Но так, без дела, просто «въ гости» Дионисий Васильевич никогда ни к кому не ходил. В молодых годах, если собиралась, например, его жена к своим родным, он ее отпускал, а сам оставался дома. Так сохранилось и до старости. Если прилучались похороны, он сам совершит погребение, кто бы ни был усопший — богатый или бедный, сам проводит пешком на кладбище (разстояние 3—4 версты), предаст земле и возвратится домой, а на поминовение пошлет своего заместителя. Так делалось всегда, не исключая близких родных. Это все знали и, обычно, присылали ему на дом что-либо «помянуть», и он с благодарностию принимал. Что служило поводом к такому своеобразному виду воздержания, точно неизвестно. Можетъ быть большое количество работ, связанных с обширной перепиской, или некоторая утомленность от многотрудной воздержной жизни, или, наконец, просто уклонение от праздной потери времени, может быть еще что-нибудь, но, во всяком случае, это было из области сокровеннаго его души, известнаго одному Богу. Вообще Дионисий Васильевич всегда возставал против праздности, говоря, что век наш здесь краток, и диавол, зная это, старается всякими путями и ухищрениями совратить человека на зло, на грехи; и когда мы в праздности, соблазнитель больше всего успевает, нападая, как на спящих, на невооруженных молитвою в сердце, а потому, учил он, всегда — во дни и в нощи и на всяком месте должно постоянно молитвою, как бронею, защищаться от стрел лукаваго.

Всю свою жизнь Дионисий Васильевич вел борьбу с внешними мирскими обычаями, воспринимаемыми христианами. Со всей силой своего могучаго слова возставал онъ против ношения модных одежд, брадобрития, мирщения, табакокурения и проч. В слове проповеди он часто возвращался к этому предмету и, доказывая от учения св. отцов, присоединял свое чисто-логическое заключение, что хрисанин прежде всего должен иметь внешний вид христианина, иначе почему же мы и отличим его от еретика.

Проповедь в храме была обязательным заключением праздничной службы.  Перед послдним началом Дионисий Васильевич обращаясь к прихожанам, начинал беседовать. Здесь он или разъяснял сущность и внутренний смысл празднуемаго события или приводил примеры из жизни дневного святого, или, наконец, разбирал какое-нибудь событие внешней жизни, имеющее значение для присутствующих и всегда заключал поучением, как надо жить в наше слабое время. Здесь он то, горя огнем ревности, безпощадно громил людей за слабость, непротивление злым обычаям, уклонения в ереси; то кротко и любовно призывал всех на борьбу со всем мирским, молил подвигнуться по благоверии, — и тихия слезы катились из его глаз. Плакал он … и эта искренность трогала присутствующих, и они плакали, и уходили из храма с умиленной душой.

При входе в храм Дионисий Васильевич написал крупными словами: «Горе миру от соблазн» и «Удицы есть диаволи различны украшения». Согрешающих он увещевал дома наедине, или писал обличительныя письма; если же это не помогало, то, горя огнем ревности по благочестию, обличал в храме при всех. И это крайнее средство нередко достигало желаемаго результата: обличенный не бежал окончательно от храма, а исправлялся. Так велика была внутренняя сила его слова и обаяние его светлаго образа. Если же обличенный, не вняв голосу благоразумия, совсем отпадал от церкви, то добрый пастырь скорбел о гибнущей овце, молился об ней, плакал с увещеваниями. Обличая, Дионисий Васильевич не делал разницы между богатыми и бедными, знатным и неизвестным. Его слово было одинаково твердо и неизменно ко всем. Был такой случай. В Тулу приехала из Москвы Е. Н. М-ва, очень богатая особа, чтобы посмотреть храм, сняв во дворе шляпу она хотела войти, но Дионисий Васильевич остановил ее на пороге: «нельзя, почтенная, покрой сначала голову, а так ходить святые отцы не велят!». Сказано было так твердо, что та повиновалась и исполнила, и Дионисий Васильевич радушно показал ей все достопримечательности и древности, которых особенно много в Тульском Молитвенном Доме.

Кроме этой чисто-внешней стороны жизни, Дионисий Васильевич следил также за направленем мысли среди христиан, считался с уклонениями в этой области и по временам давал свои заключения о каком-нибудь выдающемся явлении в литературе, в политике. Так, например, невдалеке от Тулы находится Ясная Поляна, в которой жил Лев Толстой. Жители Тулы особенно часто в последнее время устраивали паломничества к «великому писателю земли русской»; в них принимали участие и христиане. Чтобы не допустить увлечения идеями этого своеобразнаго философа Дионисий Васильевич издает «Взгляд на творения Льва Толстого», в котором говорит «Безумно и богоборно исполинские либералы (Толстой и его единомышленники) вчиняют изменение божественнаго писания (в текстах библии и новаго завета). Гордоумное буесловие противоратует небеснаго сеятеля Бога-Слова, рекшаго: «Аз от Себе не глаголах, но пославый мя Отец, Той Мне заповедь даде, что реку и что вогзлаголю; и вем яко заповедь Его живот вечный есть» (Иоанн. зач. 43). Надменные вольнодумы 20 столетия осмеливаются богопреданныя слова жизни, твердейшия неба и земли (Луки зач. 82), ослаблять, изменять на новыя более пышныя. Какое гордоумное превозношение, взимающееся на разум Божий (Апостол зач. 159). В сущности их богоборныя новыя взаконения неживотворны, но смертоносны, как не причастныя благодати св. Духа. Далеко вольнодумы устранили себя от причастия Божия обетования: «на кого воззрю? — токмо на кроткаго и молчаливаго и трепещущаго словес моих» (Исаия гл. 66, ст. 20). Дмящиеся от ума плоти миро мудрецы не ведают верховных апостол заповедей: иметь в разуме воздержание» (зач. 64). «Аще кто мнится мудр быти в вас, буй да бывает, яко да премудр будет. Премудрость бо мира сего буйство у Бога есть» (зач. 129). Приводя еще целый ряд текстов св. писания, Дионисий Васильевич продолжает: «Такова сила в богодухновенном писании, а прелазящие инуде либералы 20 века вменяют си словеса жизни как бы приватною принадлежностию, подлежащею изменению. В евангельском толковании предано «Вси, верующие не по писанию, еретики» (Толк. на 27 зач. Иоанна); еретики, лишась благодати веры, тоже мертводушны; о них пророк Аввакум возвестил, «Вложил еси во главы беззаконных смерть» (гл. 3, ст. 13). На отрицание Л. Толстым богослужебных уставов и канонов Дионисий Васильевич замечает: «говорят, что многоученый граф Л. Н. изучил словесность на четырех языках, но, к сожалению, ни на одном не научился возносить Богу жертвы хвалы по завещанию апостола Павла (зач. 334). Неплодное дерево! И так разбирая подобныя противорчия современнаго учения, Дионисий Васильевич заключает словами нашего Владыки Господа, завещавшаго: «Овцы мои гласа моего слушают (Иоанна 38), по чужим же не идут, но бежат от него, яко не знают чужаго гласа» (Иоанна 35).

В период 1904—06 год., когда оппозиционное настроение к правительству захватило широкия массы, Дионисий Васильевич пишет: «Подобно ветхозаветному племени, в третьей тысячи бытия оставившему Бога и наказанному за это всемирным потопом, в настоящем 8 тысячелетии образовались мысленные исполины—соцалисты, гордоумно установившиеся на потрясение государственнаго единодержавия. Не имя силы противу рожну прати, они подстрекают народную чернь, отчего в некоторых городах образовались тысячныя скопища, колеблющия спокойствие и вызывающия самим себе пагубу (ниже). Таковы плоды увлечений части интеллигенции, возстающей против Божей премудрости, обуявшей сего мира премудрость (Корине. гл. 1, ст. 20). Но возвестил Дух Святый: «Горе иже мудри в себе самих и предъ собою разумни» (Исаия гл. 5, ст. 28), ибо их ждет суд истиннаго Спасителя Христа Бога, готовый отмстити всяко преслушание» (2-е Корине. гл. 10, ст. 6).

В 1905 г. по объявлении Высочайшаго манифеста о дарования старообрядцам религиозной свободы Дионисий Васильевич всем разсылает эту радостную и долгожданную весть.

В этом же году в Петербург представлялась старообрядческая депутация Государю и снова Дионисий Васильевич откликается на этот выдающийся момент в жизни гонимаго до тех пор староверия.

Из Тулы Дионисий Васильевич выезжал очень редко. Последний раз это было в 1899 году, когда, по особому приглашению, он ездил в Вильну на освящение новаго храма. Объ этом отъзде мы приведем слова очевидца, характеризующия взаимныя отношения между Дионисием Васильевичем и тульскими христанами. «Как сейчас помню, пишет И. С. Б., как мы его провожали. Из дома до вокзала шли пешком (Дионисий Васильевич никогда не ездил на лошади и только года за 3 до смерти, обезсиленный от старости, иногда пользовался лошадью). Была осенняя ночь; вокруг темно, а около него чувствовался какой-то проникающий в душу духовный свет, наполняющий ее ненасытимой сладостью.

И всегда в его присутствии чувствовалась какая-то духовная радость, в особенности когда в его лице блестнет сияющая неземной радостью улыбка,
как у невиннаго младенца. На вокзал я усадил его в вагон и перед самым отходом простился и поцеловал в уста. И до сих пор мысленно обоняю тот сладкий аромат благоуханнаго ладона, которыми была пропитана вся его одежда и честныя седины его головы, брады и усов».

Дионисий Васильевич остался очень доволенъ этой поездкой и обычаем христиан в Вильне. Он разсказывал, между прочим, как во время длинной службы освящения, несмотря на темноту в храме, почти никто не выходил. Даже во время чтеня поучений, неимеющие мест сидеть, не выходили, а туть же
стояли, чтобы не пропустить св. слов поучения.

Жизнь Дионисия Васильевича была полна различныхь событий, в которых выразились его терпение, кротость, незлобие, любовь к ближнему, к страждующим. Часто случались с ним несчастия, но все кончалось благополучно — Бог хранил жизнь своего вернаго раба, чтобы не лишить церковь истиннаго светильника, освещающаго путь в царство Божие. К сожалению, большая часть этих событий не дошла до нас; да и сам Дионисий Васильевич не любил разсказывать о них, так как говорил: «да не увесть шуйца твоя, что творит десница» и «любите враги ваша и молитеся за творящих вам напасть». Поэтому, подвергаясь часто нападению, он не распространялся об этомъ в разговорах. Приведем несколько случаев из того, что сохранилось.

Однажды, возвращаясь с кладбища (по обычаю пешком), куда ходил поклониться родителям и сродникам, он встретился с какимъ-то пьяным человеком. Тот набросился на престарелаго Дионисия Васильевича, сшиб его с ног и продолжал бить. Случайно мимо проезжал некто, знавший Дионисия Васильевича, увидел его лежащаго в крови на земле, отнял у озверевшаго буяна, положил на лошадь и увез, а того отправил в участок. Жена нападавшаго, узнав, что это был Дионисий Васильевич, пришла к нему и стала просить простить ея мужа, указывая на бедность и детей. Он простил, дал ей еще денег и свой окровавленный платок со словами: «Пусть твой муж хранит это свидетельство его зверства и бережет себя от подобнаго». Тем дело и кончилось.

Идя зимой по улице, он увидел прозябшаго, плохо одетаго нищаго. Привел его к себе домой, одел в шубу и накормил. Очень часто он отдавал где-нибудь на дороге просящему прямо с себя свой халат и все, что было можно отдать. Его щедрость знали все; каждое утро бедняки собирались у его дома, и он всем, без исключения, подавал милостыню от трудов своих. Случалось, что за его добро ему платили злом, за милость неблагодарностью, грубостью, но он не обращал на это внимания и с тем же ласковымъ взором продолжал давать своим обидчикам, и те смущенно уходили от него, раскаиваясь в соделанном.

За 4 года до кончины Дионисия Васильевича постигло еще одно тяжелое испытание. Оно было настолько неожиданно, настолько ужасно, что близкие опасались за его жизнь. Однажды ночью в спальню его престарелой супруги забрался злоумышленник и спящую задушил. Это было ночью и никто не слыхал. Утром Дионисий Васильевич встал, по обычаю начал службу и постучал в пол в комнату супруги (она жила внизу и это было знаком приходить на молитву). На этот раз никто не пришел. Дионисий Васильевич, думая, что она больна и потому не идет, один совершил службу и сел за письменныя работы. Тем временем его домашние проснулись и неожиданно натолкнулись на совершившееся. Подавленные страхом вошли к нему. Дионисий Васильевич спросил: «Что она там, спит что ли?» и услышал в ответ; «Да, спит, но только вечным сном». Он сразу понял и … заплакал. Заплакал от скорби, что душа ея предстала теперь перед лицом Судии неприготовленной, и еще одна душа погибла, совершив тяжкий грех. Иной скорби у него не было. И он пережил эту мрачную страницу в своей жизни с удивительным мужеством, подобно праведному Иову. Убийца остался необнаруженным.

Тульскому христианскому обществу Дионисий Васильевич служил всю свою жизнь. Состоя при храме сначала уставщиком, а потом настоятелем, он никогда не получал жалованья и ничего не брал за совершение треб. Средства к жизни у него составлялись из того маленькаго дохода, который давала ему продажа копированных произведенй. Никому не обязанный, ни от кого не зависящий, он с таким усердием и с такою любовью нес тяжелый пастырский долг, что даже в минуты огорчений, наносимых ему по неведению своими же собратьями (а и это бывало!), он, прощая им незаслуженныя обиды, с неизменным тщанием совершал свое дело. И так продолжалось все время, пока были силы.

Только за три года до кончины, имея 84 года, Дионисий Васильевич назначает, наконец, себе преемникомъ В. В. Обрезкова. Продолжая совершать богослужение, он приучал будущаго настоятеля к порядку и уставу церковному. Но, слабея телом, Дионисий Васильевич сохранил прежнюю бодрость духа, свежесть и ясность памяти и зрение до самой смерти. Так-же откликался на все присылаемые к нему вопросы, диктуемые жизнью. В последний год его жизни Дионисий Васильевич не мог ходить, стоять для него было большим трудом, он работал и молился сидя, но ничего не оставлял. Если устанетъ, ляжет и тут ему читают письма, а он слушает и диктует ответы. В течение последняго года роздал всем близним на память по экземпляру всех своих трудов. Бедным дал особую милостыню, говоря: «Конец мой приближается, помолитесь за меня грешнаго». Последнее время он почти лежал. Около него совершалась служба; он читал, пел, а затем снова работал, диктуя свои мысли. Об такомъ многотрудном состоянии своем он так писал Ф. П. К-ву: «Победитель смерти Исус Христос по человеческому естеству провещал: «прискорбна есть душа моя до смерти» (Мате. зач. 108), посему смертное скончание есть урочный предел скорби. Сия-то скорбь утомляет и меня многогрешнаго; но моя эпитимия весьма ничтожна в сравнении со скорбию преп. Пимена многострадальнаго (чтимаго 7 августа), двадцать лет претерпевшаго болзни. Св. Апостол возвестил: «Аще наказание терпите, яко же сыновом обретается вам Бог» (Зач. 331).

Так неизменно продолжалось до последняго дня его земной жизни. 1-го ноября, в 3 ч. утра, Дионисий Васильевич тихо преставился к жизни вечной, имея от роду 87 лет. При самом конце он пел псалом «Господи воззвах к Тебе, услыши мя!» и с этим пением окончил свой путь на земле, достигнув царства вечной правды, всю жизнь им защищаемой.

На погребение съехалось много его почитателей и учениковъ. Было получено большое количество писем с выражением печали осиротевших христиан.

Тело его честно погребено на Тульском старообрядческом кладбище.

После Дионисия Васильевича потомству осталось богатое наследие — его труды. В них он с поразительной чуткостью и пониманием жизни разбирает самые разнообразные вопросы, выдвигаемые временем, без обычнаго красноречия, затемняющаго своими красивыми формами самый смысл — сущность. В его разсуждениях: вступление, разбор и заключение — все от писания. Свои слова он вставлял, чтобы лишь связать приводимыя выдержки из книг. Казалось, такая форма изложения очень трудна, суха для чтения. Совсем нет. Он с таким удивительным искусством приводил тексты из писания, что, слушая, чувствуешь свободно льющуюся мудрую речь. А если взглянешь на листок, то все испещрено красными пометками — указаниями, откуда взято. Чтобы иметь приблизительное понятие о работах Дионисия Васильевича в конце прилагается список изданных им гектографированных сочинений. Конечно, много их не увидить света, будучи затерянными, пока еще не было гектографа, когда они хранились только в одном рукописном экземпляре.

На многе вопросы со стороны частных лиц Д. В. отвечал прямо в письмах. Эти ответы вместе с вопросами представляют большую ценность и, можеть быть, постепенно появятся в печати на страницах журнала «Щит Веры».

Разбирая приводимый ниже список произведений, видим необыкновенное разнообразие в его творениях. Здесь догматическое богословие и история, уставы церкви и обряды, публицистика и вопросы о хриспанском житии, критика и полемическмя статьи. Среди последних, какъ видно, большое место отведено переписке с Ф. Н. Земцовым. Это быль дальний родственник Дионисия Васильевича, уклонившийся в ересь Единоверия. Дионисий Васильевич всегда печалился душой о его заблуждении и неотступно писал к нему, обличая, наставляя и вразумляя.

Но что было самым ценным в светлом образе Дионисия Васильевича, это его жизнь во Христе. С юных лет и до глубокой старости он никогда не давал себе послаблений и снисхождений ради каких-либо внешних причин. Молитва и пост — это были обычныя и никогда не отменяемыя обязанности. Если случалось ему быть в дороге, где невозможно совершить всех положенных служб, он их отправлял раньше, перед поездкой. В своей церкви и вообще в кругу его знающих Дионисий Васильевич был живым примером истинно-христианской жизни. И на него, смотрели, как на существо высшее… Это был истинный пастырь и учитель, показывавший, на себе то, чему учил других. И его учение тем ценнее, тем выше, что оно духовно, чуждо земного пристрастия. Постоянная молитва, воздержание создают то просветленное состояние духа, при котором человек как бы уходит от окружающаго вещественнаго мира, становясь выше его и оттуда созерцает окружающее. С этой духовной высоты и смотрел всю жизнь Дионисий Васильевич на жизнь нашу, на наши ошибки, заблуждения, неправедныя увлечения. И в своих трудах учил, предостерегал, наставлял. Он пришел к нам в тяжелое время притеснений, когда последователи благочестия, гонимые отовсюду, так нуждались в духовной поддержке, в опытном путеводителе по тернистому жизненному пути, загроможденному соблазнами ересей. Он пришел и принес с собой небесный свет истины. И всю жизнь ярко горел этот светильник, озаряя своим светом страждущия сердца овец гонимой церкви, разливая повсюду живое слово божественнаго учения. Имея перед собой Дионисия Васильевича, как крепкаго адаманта, бодрее смотрело христианство на грядущее. А грядущее несло зарю новой жизни. Эта заря зажглась 17 апреля 1905 г. С какой радостью встретил убеленный сединами защитник правоверия эту новую эпоху в жизни старообрядчества, с каким восторгом писал он об этом!

Теперь, когда засветилось солнце свободы, он звал всех, кого одарил Бог разумом и способностями на работу на Божьей ниве. Его служение кончалось и он готовился передать его другим.

В 1909 году в Москве собрался первый всероссийский поморский собор. Маститый учитель видит в этом событие огромной важности и посылает свои доклады по нескольким вопросам. Вся церковь в лице собравшихся выслушивает слова своего учителя. Через полтора года осиротевшее стадо оплакивало его кончину.

Нечего говорить о тяжкой утрате, какую понесла церковь в лице почившаго; его место не скоро будеть замещено. Но жизнь наша в руце Божии, и судьбы Его неисповедимы. Наши сердца должны всегда благословлять всевидящее Око Творца, пославшаго нам в тяжелую годину столь мудраго и славнаго защитника благоверия. Он дал нам все, что нужно для укрепления веры в правоте нашего упования, что необходимо в жизни каждому правоверующему христианину. И наш долг — с верой исполнять его заветы, заветы богохранимаго староверия. Пусть в наших сердцах прозябнет доброе семя его учения и принесет плод по силам каждаго «ово сто, ово же шестьдесят, ово же тридесят». Это будет лучшей памятью о славном имени Дионисия Васильевича Батова.

Вечная память рабу Божию Дионисию!